Я пробую работать, но все кругом цветет и тянет на улицу, а не за стол — противоречия-с!
Дома вроде бы пока все нормально, Только вот об Андрюшке забота, как у него там идут дела? А он, мама родимая, как ему тяжело и трудно — замыкается, не звонит вот, ничего не сообщает.
Сделали мне ограду — лучше, чем в Кремле, и я сейчас разбираю старую — стало просторно и зелено.
Появились комарики. Кусаются. Так что пусть тварь твоя не гавкает. Вологодский комар отучит ее от дурости и Юлии Федоровне начистит все места, которые помягче…
Вот вроде и все. Мысля шевелится вяло, надо излаживать удочки и подаваться на реку. Без лодки нет рыбалки, а лодку мне все еще везут.
Ну, будь здоров! Руководи! Маня допишет, чего я забыл, на машинке, а я обнимаю тебя и целую!
Твой Виктор».
Приписка М. С. Корякиной:
«Женя! Он, Витя, все написал, как надо и что хотелось. Одного не сказал: „Приезжай!“ Я это говорю-повторяю еще и еще раз:
Приезжай! Ждем мы! Ждет дом твой, ждет деревня Сибла!
Целую — Маня».
Год не указан.
«Дорогие люди — Женя и Юля!
Вы каждый раз мне что-нибудь дарите и дарите, а я вам ничего, вот и решил послать полезные, по-моему, для вас обоих камни — они помогут вам искать цвета обложек книг и форзацев, а еще — кружевце Юле — это за ее великолепный блокнот.
А я от сволочной погоды или от Москвы рассохся — хуже мне стало, лежу. Сегодня пробовал пойти на рынок и вернулся — сердце, будто натощак, трепыхается. Наверное, и в Ленинград не смогу ехать, хотя друзья фронтовые уже известили, что приглашают туда.
Был у меня Вася Белов — сигареты и книги я ему отдал, он очень признателен вам за то и другое. Дома новостей нет никаких. Собирался порыбалить, но нездоровье и погода держат дома. Лежу и читаю „Рыболов-спортсмен“ — тоже ничего!
26 мая,
целую вас обоих — ваш Виктор».
«Дорогие Капустины!
Юля! Женя!
Ну, вот пришла пора поздравить Вас с праздником уже с нового места, что я и делаю, желая Вам доброго здоровья, а после много сладкой еды и частого гулянья по Москве, особенно по ее бульварам, где все запахи ее приятственны и родны.
Слышу по радио, вижу по теле, что вас там то заливает, то засыпает, а у нас тут стояла прекрасная осень и лето было солнцезарное — сухо, чуть морозило сейчас и леса вокруг уходили в зиму медленно, лист желтый появился лишь 3-го сентября, а лиственницы по горам все еще желтеют.
Я приехал сюда больной, обострения пневмонии мучили, но потом подлечился и дальше уже жил ничего, но сидел в основном в деревне, не работал и никуда не летал в тайгу, боялся из-за легких, а здесь рыбачат рыбаки — удочками — мелочь и, втихую, сетями крупную рыбу.
Третьего дня мы с Марьей Семеновной отпраздновали 35 лет совместного плавания. Рыбаки привозили прекрасной рыбы — и тайменя, и максуна, и даже кумшу, которая — Бог знает, откуда — в Енисее и взялась. Праздновали в деревне, в своей избе, было хорошо. Много пели песен и не говорили про литературу. Что делается в ней, в литературе, мало знаю, газет не покупаю, по радио слушаю музыку и всю осень копался в огороде, превращая его в лес. Саженцы таскал с увалов, посадил несколько калин, есть и два кедра, и береза, и елка, и сосна, и лиственница. Пусть растет мой лес еще в одном месте.
Здесь огромадные горы и по ту, и по другую сторону Енисея, есть два трамплина 50 и 100 метров. Который стометровый, к тому есть фуникулер, и, значит, там катаются интеллигенты на лыжах. Я это к тому, что Юля может никуда и не ездить [за границу]. Когда здесь середина зимы, то, конечно, холодно. А вот ближе к весне и здесь можно кататься. Мы с Марьей Семеновной завтра уезжаем на городскую квартиру. Она, квартира, находится на горах и в лесу, но горы тут такие, что можно голову сломать.
Ну, да когда-нибудь приедете и сами увидите наше житье-бытие. Все бы ладно, но очень тоскуем по внукам; я по Вите, поскольку Женьку почти не видел. А Марья Семеновна и того знает хорошо, так не знаю, сколько здесь вытерпит. Пока что дюжит, не просится.
Ну, если додюжит до съезда (начало декабря), значит, вместе полетим, но, если б не внуки, и на съезд меня бы отсюда и на аркане не вытащили.
Работать я пока не начинал, все устраиваемся, обживаемся, в земле копался. Однако в зиму и работать примусь, тогда еще веселей пойдет житуха.
Вот пока и все. Пришел братишка-охотник (недавно зверюшку добыл), охота про лес поговорить.
Обнимаю, целую Вас! Еще раз будьте здоровы!
Я и Маня.
28 октября 1980 г.
д. Овсянка…»
24 января 1981 г.
«Дорогие Юля! Женя!