Дочь ее стала дипломатом. Любопытно, но опять-таки, видимо, по иронии судьбы, на исходе прошлого века после многих лет работы в разных странах мира дочь Милицы Корьюс назначили послом США в Эстонии. Вполне естественно, что по прибытии к новому месту службы Мелисса Уэллс (фамилия по мужу) один из первых своих неофициальных визитов нанесла на старое кладбище. Ей было важно отыскать могилу с прахом деда Артура Корьюса. Затем она побывала в тех городах и залах, где начинала свою блистательную карьеру ее мать.
Кстати сказать, Милица Корьюс пережила всех своих родных сестер, оставшихся в СССР, и брата, жившего в Эстонии. Скончалась она в 1980 году. Так удивительно замкнулась цепь событий одной из больших и удивительных семей российской империи, в которой родным языком по праву считали русский.
Жаль, конечно, что все это я не успел рассказать Виктору Петровичу Астафьеву.
…Судьба уготовила Астафьеву еще одну встречу с «Большим вальсом». Произошла она в Югославии в дни юбилейных торжеств, посвященных освобождению Боснии от фашистских оккупантов. Виктор Петрович вспоминал, как, будучи в столице ее Сараево, ехал однажды на машине с друзьями к горе Игман:
«Что-то знакомое „зацепило“ мой глаз. Присмотрелся внимательней: аллея с ровно и высоко вознесшимися деревьями, дорожка меж них, по дорожке катит очень знакомая кибитка со знакомой лошадью и давно знакомым извозчиком. Я и сказал моим спутникам, что нечто подобное видел в одном знаменитом фильме. А они мне в ответ: ничего, мол, удивительного — знаменитые кадры той знаменитой картины снимались здесь, в Сараево, на этой самой аллее, и с тех пор кибитка из „Большого вальса“ катается и катается взад-вперед по аллее, и кто хочет посидеть и прокатиться под звуки вальса в кибитке Карлы Доннер и ее возлюбленного Иоганна Штрауса — плати денежку.
„Я хочу! Я хочу!“ — заорал я во всю глотку и, бросив горсть мелочи в руку старенького и приветливо улыбающегося извозчика, взобрался на сиденье кибитки. Скопление туристской братии, грохот и вой музыки, шум машин на шоссе, идущем параллельно прогулочной дороге, современный содом и суета мешали мне отдаться блаженной картине — услышать поскрипывание рессор, стук лошадиных копыт, пение птиц, шум воды, шелест листьев над головой и рождение вальса.
Кибитка доехала до подножия горы Игман, повернула обратно, но не возникла музыка. Давняя картина заслонилась ближними впечатлениями, встречами, рассказами о войне, речами на митингах, посвященных освобождению многострадальной земли — горной Боснии, где погиб в войну каждый четвертый житель.
Поздним вечером перед сном я пришел на аллею Штрауса и Карлы Доннер. Движение на дороге замерло, унялись туристы, лишь где-то вдалеке стойко звучал транзистор, мелькал радужный свет водопада под горою, и туда, мимо брызжущего света, мимо взвинченной, на цирк похожей туристской жизни удалялась одинокая кибитка, и на облучке ее едва различимо маячила фигурка одинокого старенького извозчика.
Глаза мои провожали кибитку до тех пор, пока она не скрылась в совсем уж темном, ночью накрытом подгорье. И пока кибитка, словно в тихом, бережно хранимом сне уплывала в такую покойную, такую манящую вечную даль, в вознесении, на горе и за горой Игман, в небе, у самых звезд, пронзая время, пространства, тяготы жизни, обманутые надежды, горести и утраты, звучала музыка, звучал вальс любви, кружа меня в волнах светлого света, еще не погасшего в усталой душе».
В переписке Виктора Астафьева с Еленой Тяпкиной для нас, конечно, интересны не только сюжеты, связанные с судьбой главной героини «Большого вальса». Письма литератора актрисе особенно ценны тем, что они помогают нам представить, как рождались некоторые произведения писателя. Из этих писем тянутся ниточки к двум астафьевским затесям. Мы можем проследить, как из случайно брошенной фразы, творческого «сора» (вспомним Ахматову: «Когда б вы знали из какого сора / Растут стихи, не ведая стыда…») рождается замысел произведения. Кроме этого, они дают нам представление о замыслах писателя в 1970-х годах, его творческих целях и интересах.
Передо мной — газета «Вологодский комсомолец» за 12 января 1975 года. Всю последнюю ее полосу здесь занимает затесь «Старое кино» с посвящением Е. А. Тяпкиной. На газетном поле — автограф писателя: