Гюго, однако, оставался верен себе; он упорно стоял на стороне расстрелянных против расстреливающих. Вначале он требовал пощады коммунарам главным образом из гуманных чувств, протестуя против кровавых зверств победителей и жалея побежденных, действия которых он не всегда одобрял, но извинял их «ошибки» невежеством, голодом, темнотой (стихотворения «Чья вина», «Вот пленницу ведут», «Рассказ той женщины» и другие). Но вскоре героический дух Коммуны и величавая красота ее защитников открылись поэту и покорили его, породив прекраснейшие шедевры сборника.
Если в «Грозном годе» нет монолитности «Возмездия», созданного как бы на едином дыхании, то зато здесь появились конкретные образы народной героики, к которой так тщетно взывал автор «Возмездия» во время узурпации власти Луи Бонапартом. Дни Парижской коммуны, ознаменованные мощным народным движением, дали поэту желанные примеры доблести и героизма.
Одним из незабываемых образов творчества Гюго, новым Гаврошем 71-го года, явился образ маленького коммунара (из стихотворения «За баррикадами, на улице пустой», 27 июня 1871 г.), который был отпущен домой, чтобы отнести матери часы, но добровольно вернулся к стене, где расстреливали его взрослых товарищей. Этим поступком он посрамил насмехавшихся над ним палачей.
Раскрывая величие его подвига, поэт сравнивает своего маленького героя с прославленными героями античности.
Простое сострадание к жертвам «кровавой недели» сменяется в сборнике «Грозный год» апологией революционного действия, которая во все периоды исторических подъемов вновь и вновь возникала в творениях Гюго.
В стихотворении «Суд над революцией», написанном в ноябре 71-го года, в обстановке разгула торжествующей реакции, поэт бросает ей гневное саркастическое обвинение:
И драматически представляя борьбу старого против нового, символически изображая, как «затрясся» и «застонал» черный мрак, безжалостно развеваемый зарей революции, поэт обращается к прекрасному будущему, дорогу которому преградить невозможно:
Революционно-романтическая патетика Гюго, с его острым ощущением будущего, достигает в конце «Грозного года» особенно большого накала. То, что последнее стихотворение «Во мраке», помещенное в качестве эпилога к сборнику, было создано еще в 1853 г., т. е. во времена «Возмездия», свидетельствует о том, что тема революции является сквозной темой, проходящей через всю поэзию Гюго второго периода.
Здесь мы ощущаем вместе с поэтом, как с нарастающей силой вздымаются и движутся чудовищные валы, как увеличивается их грохот, как кипит водоворот, как исчезают в пучине веками освященные столпы старого мира. «Ты думал: я прилив, — а я потоп всемирный!» — торжествующе говорит погибающему старому миру могучая волна.