– Ничего, – отвечает. – Зачем же вас утруждать, если я в этой беседе заинтересован…
Ну разве не удивительно? Потом, конечно, я не буду позволять ему ради меня такие путешествия, да и со временем даваться они станут ему все труднее, но – поездки ему и потом придется совершать. Причем даже еще чаще! Дело в том, что первые же его выступления в «Правде» вызвали сильнейший читательский отклик. Для многих, очень многих слово Розова оказалось спасительно необходимым. Люди захотели общаться с ним не только через газету, но и лично. И посыпались приглашения – встретиться в том или ином коллективе, выступить, ответить на вопросы.
Я знаю, он старался не отказывать никому, сколь бы ни было это трудно. Не раз видел у него дома, как после таких встреч, мучаясь, под охи жены Надежды Варфоломеевны, пытался – в тазу с водой или иными какими-то способами – «успокоить» натруженную больную ногу. Затем прибавились серьезные проблемы с сердцем. Затем – и вовсе неожиданное…
Однако до последнего он старался не утрачивать этих живых связей с людьми. И, конечно, постоянных связей с «Правдой», которой был от души признателен и благодарен.
«Пользуясь случаем, – писал он, – хочу сказать спасибо газете «Правда» за то, что она есть, за то, что она такая. Я эту газету люблю. В ней действительно много Правды».
А когда в 2002-м подошло наше 90-летие, он для юбилейного номера продиктовал мне по телефону:
«Моя подружка «Правда» всего на полтора года старше меня. Мы вместе, рядом прошли большой и нелегкий путь. Всякое бывало. Однако и в самые трудные для газеты времена она держала свою марку.
Откровенно скажу: когда страну нашу начали ломать через колено, когда смешались все ценности, я очень боялся, что газета «Правда» не выдержит и займет какую-нибудь недостойную позицию. Нет, к счастью, этого не случилось. По-прежнему «Правда» осталась верна Правде. Не ударилась в конъюнктуру, не развалилась от всех страшных нажимов. Стояла и продолжает крепко стоять!
Все, что происходит в это драматическое время со страной, с обществом, находит отражение на ее страницах. Мне особенно дорога позиция «Правды» по вопросам литературы и культуры в целом. Дорого и то, что предоставляла мне возможность выступать по самым острым проблемам нашей жизни. Увы, далеко-далеко не каждая газета могла на это пойти – смелости не хватает…
Рад, что в «Правде» сохранился журналистский костяк не изменивших своим убеждениям, не предавших Родину людей. Вот так и продолжайте марку держать!»
Это его слова из года 2002-го. Уже в каком-то смысле итоговые. А ведь до этого сколько пережил вместе с «Правдой», став членом нашего Общественного совета в самый критический момент!
Газету не раз закрывали. Распространителей ее преследовали. В 1993-м, после расстрела Верховного Совета, ельцинский клеврет, прибывший к нам в редакцию, прямо заявил:
– Борис Николаевич не хочет, чтобы в стране выходила газета «Правда»!
Можно считать неким чудом, что, в конце концов, «Правда» продолжила свой выход. Но если это все-таки свершилось, то в немалой степени благодаря духовным ратникам, не предавшим Правду. И Виктор Сергеевич был здесь в первом ряду таких наших авторов, как Леонид Леонов и Юрий Бондарев. Валентин Распутин и Александр Зиновьев, Владимир Бушин и Сергей Кара-Мурза, Татьяна Доронина и Николай Губенко…
Невозможно назвать всех, но вклад каждого остался запечатленным на газетных страницах. Вклад его, Виктора Розова, – очень весомый. Вклад в отстаивание Правды.
Когда-то поэт написал:
Вот мы и видим сегодня.
А другой поэт выразился так: «Все минется – одна правда останется».
Она и осталась о том трагическом, смутном времени, которое теперь, хотя несколько иначе, продолжается, но вместе с тем принадлежит истории.
Вклад Виктора Розова – очень весомый. Вклад в отстаивание Правды
Осталась, например, в ужасающем признании поэта-лирика Окуджавы после кровавой расправы над российским Верховным Советом, свершившейся двадцать лет назад: «Для меня это был финал детектива. Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним совершенно не было. И, может быть, когда первый выстрел прозвучал, я увидел, что это – заключительный акт. Поэтому на меня слишком удручающего впечатления это не произвело».