Комната лидера выживших за время моего отсутствия не изменилась. Сам хозяин восседал за восстановленным мною компьютером и с усердием, одним пальцем, набирал текст. Занятие для него было явно непривычным, но прапорщик, нацепив на нос очки, но все равно слеповато щурясь, упорно тыкал в клавиатуру своим большим мозолистым пальцем. Завидев меня за спиной входящей дочери, он с облегчением отодвинул клавиатуру и снял очки.
- Последнее зрение с этим компьютером оставишь. - Сокрушенно пробормотал он. - А заполнять журнал надо.
- А для кого это надо? - Я зашел в комнату и без приглашения сел на диван.
- Как для кого – для выживших. Это же история! Потом спросят: как, мол, и как? А вот так! - Он показал рукой на монитор. - Сам же прочитал и узнал о сигнале. А так, когда мы тебе ещё о нём рассказали бы.
- А сломается опять?
- Починишь. - Он строго посмотрел на меня. Наверное, одна мысль, что компьютер может снова поломаться была ему неприятна. - Да, я и распечатываю. У меня есть бумажная версия. Я же этот год, пока ты его не починил, от руки всё писал. Коряво, правда. Кать, надо бы перепечатать мои каракули, а то непотребно как-то для потомков.
На его последнюю фразу дочь только презрительно фыркнула. Было видно, что Катя считала, что отец, по её мнению, занимается ерундой.
Сергей Борисович тяжело вздохнул, понимая, что дочь в этом вопросе ему будет не помощник и все придется делать самому, с сожалением посмотрел на текст и, закрыв файл, поднялся из-за стола.
- Ладно, про стадо я уже все знаю - мне уже в подробностях доложили. Рассказывай про пеленг. Как станции сработали?
- Да нормально сработали. Одна чуть лучше, но она к БТРу привязана. Вторая чуток похуже, но зато ее носить везде можно. В ближайшее время можно попробовать на сигнале.- Сказал я и неожиданно для себя икнул. - Простите. Еще не отошел.
Прапорщик улыбнулся. - Ты же не обедал еще?
- Спасибо. Я не хочу… Почему-то…
- Не удивительно. Но надо подлечиться. Иначе будет так каждый раз выворачивать. Кать, будь человеком, видишь, как нашему гостю плохо, сбегай на кухню, распорядись, чтобы ему что-нибудь покушать сообразили.
Катя кивнула и скрылась за дверью.
- Ты так не переживай. Конечно, неприятно, но они уже не люди. Трупы ходячие. У них только и сохранилось: инстинкт - жрать то, что видят.
Меня не отпускала одна мысль, но я никак не мог ее сформировать, чтобы озвучить.
- А как они ходят, бегают, едят - если мертвы? Я биологию помню плохо со школы, но даже этого хватает, чтобы понять - Если человек мертв, то у него внутри все останавливается.
Сергей Борисович почесал затылок.
- Я, конечно, не совсем всё понимаю, но из того, что мне объяснила Мария Семёновна… - Он замолчал, продолжая почесывать свой стриженый затылок. - Тут, пожалуй, надо с самого начала.
Я не возражал и, в общем-то, не спешил.
- Когда все началось, нам, конечно, было не до исследований. Да и не было у нас вначале никого, кто мог бы нам объяснить. Поняли, что трындец наступил. Ну, а когда покойники вставать стали, вообще не до того стало.
Вошла Катя с подносом, на котором стояла парящая тарелка с супом, стакан с чаем и еще какая-то банка. Беседа прервалась стуком сервировки стола. Прапорщик достал початую бутылку коньяка и, налив половину бокала, сунул мне под нос.
Я отнекивался, говорил, что не смогу сейчас. Но в ответ получил только короткое: «Надо». Пришлось выпить, как лекарство. Закусить дали оказавшимися в банке консервированными ананасами.
- Так на чём это я? А, да… Ты ешь и слушай.
В животе от коньяка стало тепло и уютно, а от запаха вермишелевого супа на тушенке заурчало как у довольного кота.
- Вот, значит. А потом у нас Мария Семёновна появилась. Мы ее в больнице подобрали. Представляешь, она единственная там выжила и там одна жила. Зачистила от мертвяков там корпус сама… в одиночку.
Я вспомнил крупную фигуру докторши и ничуть не удивился.
- Она вообще тетка умная. Мы с ней медицину подняли на необозримую высоту. Так вот она мне и объяснила. Все дело в вирусе. Он попал к нам в организм и убил почти всех, а те, кто не умер, являются носителями. Все… ну кроме тебя. С тобой не понятно. У тебя его нет. Так вот, этот вирус и не дает организму умереть окончательно. Как она мне сказала, что он стимулирует биохимические процессы в клетках даже без снабжения их кислородом. - Он поднялся, обошел свой стол и, заглянув в какую-то бумажку на столе, важно произнес. - Анаэробно! Поэтому мертвякам не нужен кровоток, сердцебиение, дыхание. Клетки и так работают. Единственное - мозг. Кора при этом, почему-то не выживает. Только подкорка. Поэтому у зомби личность не сохраняется. Все, что они хотят - это жрать. Они хорошо видят, хорошо слышат, собираются кучами, и прутся этим стадом на любой звук. Если их ничего не беспокоит, то они как бы в спячке: вялые, медлительные, но стоит им увидеть хоть что-то живое - становятся очень шустрыми.
Я так сидел с открытым ртом с ложкой в руке.
- Ты ешь, давай - суп остынет.
- Поешь тут с вами, когда такие гадости рассказываете. - Я, громко сёрбая, принялся поглощать вкусный суп.
- Но есть и положительные моменты этого вируса.
- Какие, уже при этом, положительные? - Пробормотал я, отправляя очередную ложку в рот.
Прапорщик улыбнулся. - Есть. Мы, выжившие - не болеем. Что такое простуда вообще забыли. Раны заживают быстрее. Вирус, который мы носим, так стимулирует иммунитет, что нас не берут никакие инфекции. У нас даже один от ВиЧ излечился. Ну, он утверждал, что до этого болел. А теперь и следа нет. За двенадцать лет никто от рака не умер.
Я снова забыл о ложке, пытаясь осознать и разложить по полочкам полученную информацию. И тут мысль у меня оформилась.
- А почему тогда тот, кого укусили - становится зомби, если вирус и так у вас уже есть внутри?
- А вот тут я не совсем понимаю. Тебе с этим вопросом к Марье Семеновне надо. Она мне пыталась рассказать, но я таких слов… - он снова заглянул в свою бумажку. - Как гиперинфекция и превышение вирусной нагрузки - не понимаю. Когда врачи начинают разговаривать на своём тарабарском языке - их сам чёрт не разберёт. - Он демонстративно пожал плечами. - В общем, из того, что она мне объяснила - при укусе мы умираем не от вируса, а от какого-то отравления или скорее от интоксикации, а вирус нас снова оживляет. - Начальник посмотрел на часы. - Так давай вернемся к нашим баранам. Если, как ты говоришь, пеленгаторные станции работают, давай не будем откладывать поиск источника. Сигнал у нас через час с небольшим. Поэтому первичное направление сегодня установим, а уже точное место будем искать завтра. Как раз определимся с двумя другими точками пеленга, и у нас будет время до них добраться. Давай доедай и жду тебя через пятьдесят минут на холме бункера, там, где антенна установлена. - И видя, что я непонимающе хлопаю глазами, добавил. - Катя проводит.
Ровно через сорок пять минут мы стояли на высоком холме, который служил крышей огромного бункера. Я резонно посчитал, что на тяжелом бронетранспортере на эту горку забраться будет проблематично, поэтому взял мобильную «Моторолу». До сигнала было еще минут десять. Разложив карту прямо на земле и правильно расположив компас, я откровенно бездельничал. Вид с холма открывался шикарный. Всегда любил хорошие виды. Погиб во мне художник, наверное. На юге находился небольшой овраг, и местность значительно понижалась, открывая бескрайние зеленые холмы. С других сторон объект подпирал густой лес. Кроны высоченных деревьев поднимались выше нашего рукотворного холма и шумели ветром, приветливо помахивая ветками. Солнце, заходящее на западе, было ещё довольно высоко, но уже потеряло дневную яркость, постепенно превращаясь в рыжий круг, примеривалось нырнуть в листву. Бледно-голубое небо, с редкими перистыми облаками обещали на завтра хорошую погоду. Теплый поздний апрельский ветерок ласково обдувал на свободной от растительности горке. Катя сидела у основания высокой антенной конструкции, и, казалось, ее совершенно не интересовали открывающиеся вокруг виды. Красота! Густой лес до горизонта с юга, а на северо-западе в километрах двадцати в дымке над деревьями виднелись высотки города.