Движения были чисто механическими: достал пистолет из кобуры, прицелился в мишень, выкинул обойму, вставил другую, снял с фиксатора затвора, он, щелкнув, стал на место, снова прицелился, вставил пистолет в кобуру. И так по кругу.
После того как я до тошноты нащёлкался затвором, а на правой ладони покраснели наметившиеся мозоли от рукоятки, Катя смилостивилась и отвела меня к Галюне. «Печенега» на столе уже не было, и девушка прямо на столе показала, как разбирать и собирать, а также чистить моё вновь приобретенное штатное вооружение. Проверила усвоенный урок, после чего отправила на специальный стол в углу комнатки, где грудой лежала ветошь, и стояли бутылки с оружейным маслом, сказав, при этом, что грязное оружие на склад принимать не будет ни при каких обстоятельствах. Добавив: - Свои зубы, трусы и оружие боец должен держать в чистоте самолично, и никому этот процесс не доверять.
Наверняка, этот афоризм она услышала от своего папаши, такого же солдафона, как и Сергей Борисович.
Когда мы шли на обед, я поинтересовался у Кати:
- А Галя - дочка кого? - Я был уверен, что какого-нибудь командира внешней группы. Где даже Борисыч с его солдафонским юмором нервно курит в углу.
- Никого. - Екатерина как-то засмущалась. - Сирота она. Нашли ее маленькой возле мертвых родителей. Мать ее в комнате заперла до того, как сама обратилась. Мы вместе росли. Она мне как сестра.
Вот тут мне совсем стало стыдно. И даже её имя - Галюня, показалось очень милым и каким-то домашним. Я никак не мог привыкнуть к реалиям этого мира, что иметь хотя бы одного родителя или хотя бы родного человека тут - это великое счастье и, наверное, удача. Большинство находящихся в этом бункере кого-то потеряли, а то и всех. Я этому миру очень подхожу. Что про меня? Родители остались где-то там в той жизни. Живут себе в деревне и не подозревают, что их сынок шляется в другом мире, в другом времени, среди бродящих по планете мертвецов. По сути, такой же одиночка. Семью не нажил, девушки нет. Родителей тоже, можно сказать, нет. Теперь и дома нет. На его развалинах гордо восседает Зоя Ивановна. Как-то стало грустно по этому факту, что даже на обеде кусок в горло не лез, что и заметила Катя.
- Что не ешь? Сегодня больше кормить не будут.
- Да как-то… - я попытался в словах изобразить то, что чувствовал, но не получилось. Поэтому я просто неопределенно помахал зажатой в руке ложкой.
- Понятно. Что накрыло тебя? Ты еще долго продержался. Тут поначалу такая волна самоубийств была. Все через это проходят. Когда сидишь, никого не трогаешь и, вдруг, понимаешь, что остался один. - Она сочувственно взяла меня за руку. - Во-первых, ты не один. Мы тут все вместе. А во-вторых… - она замолчала, и начала сосредоточено поглощать свою кашу с котлетой.
- Что, во-вторых? - Не понял я.
- Ничего, - пробурчала она с полным ртом. - Нету во-вторых, и во-первых, достаточно.
Глава 18
Первомай мертвых трудящихся.
Сутра зарядил дождь. Причем, не просто дождь, а проливной тропический ливень. Вода стояла стеной, превратив яму с пандусом въезда-выезда из убежища в небольшой бассейн. Ливневка явно не справлялась с напором воды и в помощь ей снарядили бригады с вёдрами. Но единственное, что смогли добиться - это достигнуть некого паритета. Прибывшей воды было не больше, чем убывшей. Как в той задачке про бассейн и трубы. Благо герметичные ворота пока справлялись, и весь этот поток не хлынул в большой зал. Я оттарабанил свою смену в борьбе со стихией, куда меня снарядили с самой побудки, (наверное, как самого молодого) и промокший до нитки пошел переодеваться в свою комнату. Хорошо, что мне выдали комплект нижнего белья: трусы а-ля семейные и майка-алкоголичка - в этом непрезентабельном виде меня и застала Катя. Хорошо, что хоть так, а то предстал бы перед ней, как Аполлон Бельведерский, причём не очень его удачная версия. Я ойкнул и как кисейная барышня сдернул с кровати одеяло, закрыв своё непотребство. Катя хихикнула и выскочила за дверь, оставив щелку.
- Ты что только встал, лежебока?
- Где, там «только». Я в отличие от тебя - лодыря, уже два часа воду черпал. Вот - переодеваюсь.
- Извини, - она снова хихикнула.
На редкость смешливая девчонка оказалась. А там, возле троллейбуса мне так не показалось.
- Переодевайся. Я тебя на завтраке жду. Там сегодня винегрет, в честь праздника.
- Какого это праздника?
- Как какого? День солидарности трудящихся. Первое мая сегодня. Мир! Май! Труд! У вас что - такого праздника не было?
- Как же, как же. Был. Куда же без труда. Я вон сегодня целое утро праздновал. Трудился, маялся и мирился с этим фактом.
- Давай. Жду. - В щелке блеснул её озорной глаз, но я предусмотрительно стоял все ещё завёрнутый в колючее одеяло. Послышались топанье убегающих ног, сопровождающееся девичьим хихиканьем.
- Стучаться надо, - проворчал я себе под нос, прикрывая дверь плотнее.
Праздничный стол меня откровенно удивил, не то чтобы изысканностью блюд. Манную кашу, винегрет и котлету я, как бы, видеть был готов, но поразила подача. Никогда эти три блюда, в моем понимании, не соседствовали в одной тарелке. Несмотря на это, Катька уплетала всё за обе щеки. Следы от винегрета растеклись по губам и даже по подбородку, отчего она стала похожа на насытившегося вампира.
- Шадись, я тебе принешла. - Она указала вилкой на соседнее место, где на столе стояла широкая тарелка. (Ещё одно - манная каша и вилка, хотя тут еще и котлета с винегретом, так что, наверное, допустимо).
- Всё смешалось в доме Облонских. - Пробурчал я себе под нос, чем прервал поглощение девушкой столь сомнительного блюда.
- Чего? - Она вытерла рукой рот. - Чё у тебя куда смешалось?
- Не обосремя, говорю? - Я указал ей на свою тарелку.
Катя реально обиделась за повара и даже фыркнула рассерженной кошкой.
- Не хочешь, не ешь, мне больше достанется. Очень вкусно, между прочим.
- Я даже и не сомневаюсь. Только продукты не совместимые.
- Псих, - выкопала она из закромов своей памяти, данное мне ею же прозвище. - Ешь, давай, не каждый день тут такое готовят, только по праздникам. Все равно в животе все перемешается.
- Только это и радует. - Правда я не стал уточнять, что меня радует - первое ее умозаключение или второе, просто кивнул и стал лениво ковырять котлету.
Она пожала плечами и снова накинулась на винегрет, заедая его манной кашей. Жуткое зрелище.
Я, в данном случае, был приверженец раздельного питания и как мог, все-таки растащил еду по разным секторам блюда.
Катя же не заморачивалась и сметала все подряд и только что не мурлыкала от удовольствия.
- Дождь закончился, - продолжила она светскую беседу. - Сегодня выходной, все выезды отменены. Чем думаешь заниматься?
- Не знаю. Даже не думал. Меня сегодня подняли с утреца по раньше, поэтому весь настрой на выходной и сбился. - Победив котлету, я принялся за винегрет. Кстати, да… очень и очень.
Заметив мой удивленно-восторженный взгляд, Катя хмыкнула: - Я ж тебе говорила - очень вкусно. Была бы я начальником, я бы приказала каждый день меня так кормить. Так, что делать будем?
- Я думал, может в тир…
Катя хитро прищурилась: - На Галю глаз положил?
- Не-е-е.
- А чего? Она ж у нас первая красавица. Это ты ее в нарядах не видел, точно бы в нее втюрился.
- Вполне допускаю, но не в нарядах дело. Жесткая она, как тот пулемет, в котором ковырялась. Да и не из-за Галюни я туда хочу. Хочется освоить всё-таки стрельбу. Раз я попал в этот мир. Тут, я так понял, без этого никак. Да и, вроде получаться что-то стало…
- Стало, - согласилась Катя. - Ты реально молодец. Для первого раза так и вообще здорово. Я так с самого детства тренируюсь. А Галюня - так и вообще виртуоз. Она тебе с любого оружия в яблочко влепит так… с любой дистанции, на которое это оружие рассчитано. - Катя как-то по-детски хихикнула, отчего смесь манной каши с винегретом вылетела изо рта обратно на тарелку. Это ее совершенно не смутило, она собрала все обратно на вилку и снова запихнула в рот. - Она как-то со спецами на спор забилась и сделала их всех. Видел бы ты их рожи.