- А ведь, правда, мужики, хиба ж вы не бачите? - вскричала из угла молодая Зозулиха, - его баба свои барские харчи жрала, пока Авдотья Селезнева - царство ей небесное - сваво ребетенка. Помните в тридцать третьем? А мой брательник повесился с жинкой от голодухи, а энти вона как жируют. Им трудодни не надобны. Он же чинить нам механику поставлен, а он палки в колеса...
Жихарев радостно воскликнул:
- Ну вот! Есть ведь здравые умы среди вас, так что ж вы.
Василий закусил ус, поймав его губами, обернулся на Зозулиху. Встретился глазами с Иваном Петровичем, пришедшим на собрание позднее других. Плахов внимательно следил за происходящим. Он долго смотрел на Сорина, желая, чтоб он понял всю его солидарность. Василий натянул картуз и, обматюкав Жихарева, выскочил из избы.
Взъерошенный, душа нараспашку, он ворвался в хату, напугал сына.
- Мать где?
- Да нет тебя и нет, она пошла встречь.
Вика, только что оторвавшаяся от уроков, вышла на громкий разговор, хотела помогать отцу стягивать сапоги, но он, запыхавшись, стал тараторить.
- Доча, собирай свои вещи. Все собирай. И братовы, и бабку собирай. Здеся пол чистый, можно не мыть, а в нашей мамка соберет. Теперча так, - он бросился к сундуку, - матери, коли разминемся, скажете, мол, уезжаем все мы. Насовсем.
- А мамка? - осоловелый Ваня уж было подумал на отца Бог весть что...
- Не дури, едем, говорю, дом запираем. Нагрянуть могут часов ужо через пять.
- Стряслось что? - тихо проговорила Вика, - Батя, куда?
- На поезд до Ростова. Там у брата остановимся. Потом подыщем работу. Я вот деньги возьму, - он достал из сундука ассигнации, завернутые в холстину, - надо кой кого умаслить в управе, открепление-то взять, ага. И Захаровну, Захаровну того ...собирайте.
Он выскочил в темноту, вихрем промчался мимо окон.
Матрена Захаровна, не замеченная никем, стала поворачиваться на печи, нащупала позади себя желтой ссохшеюся рукой край, занесла левую ногу в шерстяном носке и опустила ее вниз, ища подставку. Она еще долго провозилась бы, а не то и рухнула бы наземь, если бы Ваня не подскочил, не подхватил на руки падающую легонькую старушку. Пришлось посадить ее на стол.
Матрена Захаровна за полгода после возвращения превратилась в скелет, обтянутый прозрачною кожицей, принимающей то положение, в какое ее разглаживали или собирали.
Она шатко слезла со стола, села, поддерживаемая внуками, на скамью, проскрипела:
- Собирайтесь. Мне душно здесь. Видать, спасаться нам надо, - с этими словами она впервые сама встала на ноги, и пошла на ощупь, держась за стенку, к выходу, - Я по нужде. Сама.
Поздно ночью, когда мать, ревмя ревя, сидела на большом мягком узле с постелью, в окошко тихонько постучали. Это был условный знак, мать отперла дверь. Василий Никанорович воротился не один, за ним вошел кто-то в темные сенцы, прошел по темну в комнаты. Вика пошла навстречу, учуяв Плахова всем своим нутром. Она даже по шагам в сенцах его определила, захолонуло сердце. Она прошла отца, подошла близко к Плахову, хотела что-то прошептать, но он опередил ее.
- Посыльный вернулся в контору. Жихарев туда прибег. Чего-то ждут.
- Не наче, НКВД приедет с часу на час, - подтвердил Сорин.
Мать завыла тихонько, и Виктория бросилась к ней, загородила ее, снова опустившуюся на узел. За спиной матери возникла призраком ночным Матрена Захаровна.
- Ну-ка, не вой, - властно приказала она, - Лошадь где?
- Сани на задках, - ответил Василий, - поторопиться бы, Лиза.
Елизавета Степановна взяла себя в руки, поцеловала запястье дочери, встала и одернула фартук. Опомнилась, сняла его и кинулась к печке:
- Загасить бы надо.
- Вот возьми, Вася, - сказала Матрена Захаровна и протянула к зятю руку, - Это я у вас в нужнике спрятала еще перед высылкой.
Василий, не разбирая, взял бренчащий кулек, взвесил его в руке, сунул во внутренний карман тулупа. Матрена Захаровна, слепая, измученная, едва переступая, стала лицом в красный угол - не ошиблась - и обмахнула себя крестным знамением. Ее повели в сани.
Чувство опасности не охватило только Ваню, резкими молодыми скачками подхватывающего вещи, относящего по второму разу в сани узлы.
Вика прошла мимо Плахова, волоча узел с одеждой и котомки, остановилась, вынула из-за пазухи альбом:
- Вот вам.
- Девонька, - ласково проговорил он.
Плахов заметил ее упрекающий саднящий взгляд, подхватил ее ношу, увернулся и подцепил еще и чемодан с пола.
Последними уходили отец и мать. Елизавета зажгла свечку, обошла все комнаты, погладила рукой комод, в то время Василий распахнул створки тумбы, стоявшей в узком простенке за печкой и хватил глоток самогону прямо из горла большой мутной бутыли, подняв ее вверх, облился, обжегся, сглотнул слезы и отставил бутыль в сторону. Она отразила белый резкий свет, непонятно откуда простиравшийся. Василий обернулся, взглянул на синие предметы, вдохнул родного домашнего запаху. Жена смотрела на него яркими светящимися зрачками, прислонившись к притолоке, подложив полные руки под щеку.
- Ну, хватит, слышь, неспокойно в селе.
Она еще хотела добавить, что у них будет время помечтать о прошлой молодой их жизни, уходящей вот так вот стремительно, как оползень, из-под ног, о том, что сгинули их молодые жизни неведомо куда, как и не было, но вспомнила о детях, о матери, ждущих в санях, подошла к мужу и, потеревшись о его плечо, молча подтолкнула его к дверям.
- Решено ужо.
Тихон, обрадованный отъездом Матрены, пришел их провожать, но в хату не входил. Стоял в конце околицы, наблюдая в две стороны: не едут ли жихаревцы и уезжают ли Сорины. Сразу после собрания, на котором еще полчаса честили Сориных, пока не вынесли постановления о передаче дела органам внутренних дел, он вернулся к себе, в бывший Матренин дом. Василий, пробравшийся задами, зашел в горницу без стука, к тому времени Тихон, поджидавший Сорина, уже обдумал свое решение: Сорина нужно было удалять из станицы, но при этом и самому поиметь выгоду. Он договорился с бледным, готовым его разорвать, Сориным на тридцать рублей, у Василия отлегло от сердца. Он выложил Тихону все деньги и остался ждать у него. Как уж пронырливому писаке удалось пробраться в контору, неизвестно, только справил тот Василию бланк с печатью, по которому отпускался Василь на волю вместе с семьей.