День был солнечным, и сюда вниз проникали яркие лучи мощными перламутровыми столпами.
- Ну, ладно, хватит, - прохрипела Вика, - вон просвет уж в просеке, прятаться надо.
И действительно, впереди показался проем между деревьями, за которым, видимо, шло поле. Они свернули в заросли, забрались в густые и такие упругие елочки, создающие настоящую берголу, упали на небольшую полянку в середине. Едва уместились между нижними широкими лапами елок, но вдруг почувствовали себя в безопасности.
- А ведь мы на свободе, девчонки, - как-то неуверенно произнесла Лена, - куда хошь, туда и иди.
- Ага, иди, - засомневалась Валя, - Тут у германцев вся страна для нас лагерь. Куда бы ни пошла.
Вика лежала на спине, снова ломило в пояснице, но как сладостна была эта ломота. Она смотрела на салатовые кроны деревьев в ярко синем небе. Ватные облака стремительно неслись над землей. А ведь Лена права, это свобода. Над тобой нет никого, кроме этого синего неба, кто бы держал тебя на поводке и определял твою жизнь. Нет пулеметов, направленных на тебя, нет немцев, которые хотят выжать из тебя все силы и убить.
- Отдыхаем. Потом определяемся. Нужно сходить на разведку. Я пойду, а вы сидите здесь и ни гу-гу. Если в час не вернусь, идите в глубь, напролом.
- Не надо, Вика, - прошептала Валя, - лучше вместе.
Она все-таки пошла, сказав, что только глянет, что там в конце просеки. Пошла она кустами, за двумя рядами деревьев. Очень скоро перелесок закончился и она подошла к окраине поля. Невдалеке шла белая дорога, на взгорке виднелась деревенька. Здесь было опасно. Но девочки должны были поесть, по крайней мере выпить воды. У них не было даже кружки или фляги. Перед ней простирались огромные пространства полей, но лес шел вправо, спускался вместе с полем в долину и не думал заканчиваться.
Вернувшись назад, Вика сказала, что главное, найти, чем подкрепиться, а лесом можно добраться хоть до Америки.
На самом деле есть пока не хотелось. Вика достала из кармана кусок хлеба, припасенный с заводского обеда, Лена достала свой. Они поделились с Валюшкой, съели свои доли и стали пробираться все дальше и дальше от просеки вниз, упиваясь свободой, свежим лесным воздухом и тем чудом, которое происходило с ними. Длинные рукава рабочих роб их спасали от колючих ветвей, но когда стало темнеть, они почувствовали приближающийся мороз обманчивой весенней ночи.
- Надо бы и о ночлеге подумать, - предложила Лена, которая вдруг почувствовала необъятный прилив сил и интенсивную работы мысли, - Вика, давай елок наберем, веток, постелим, укроемся, поспим. Заодно, может, немного придем в себя. Что-то у меня голова от всего этого кругом идет.
- Вроде собака лает, - вдруг сказала Валя, и все они почувствовали, как волосы их зашевелились от нервного озноба.
- Тут впору на дерево забираться, чтобы не сожрали.
- Говорят, в лесу ночевать - с ума можно сойти.
Они прислушались. Не было никакого лая, только беспокойный вечерний лес шумел.
- Достаточно ли мы ушли? Может, лучше всю ночь идти? - размышляла вслух Вика, - Чтобы подальше пробраться. Но тогда мы захотим спать днем. А днем спать опасно, на нас могут нарваться, а мы и не услышим. Ночью-то вряд ли будут искать. Если только с собаками.
- Собак еще привезти надо. Я что-то не видела ни у нас в лагере, ни на заводе собак. Они бы уж давно нас отыскали, - рассудила Лена.
Они сидели под сваленным большим деревом в лесной чащобе, где, очевидно, долгие столетия не ступала нога человека.
- Решать надо быстрее, не то стемнеет сейчас, ни веток не наберем, ни дорогу не наметим.
- Решено. Кто ж ночью плутать по лесу будет? Спим, товарищи, заключила Вика. Собирайте ельник. Да и ветки можно, а то застудимся.
Но ни одна из них не смогла уснуть. Когда они натаскали гору веток и сделали весьма уютное логово, легли, прижавшись друг к другу холодными носами, тут-то и поняли они, что предоставлены сами себе. Первой заговорила Лена.
- А знаете, девочки, мне мама в пионеры вступать запрещала. Ага, пришла в школу и сказала учительнице, что Лена Красавина пионеркой в первом потоке быть недостойна, потому что по дому не помогает. У меня мама сама заведующей детским садом была. Когда война началась оставила меня тете, сама ушла с эшелоном медицинским. Она думала эшелон так и будет курсировать от Ростова до границы. А вышло, что укатила моя мамочка так же далеко, как и папочка...
- Погибла что ли?
- Нет, что ты, Валя. Батя у меня не погиб, он из-за меня маму бросил, детей не хотел. Вот так-то бывает. А мама его из жизни вычеркнула и из партии исключила. Пошла в партком и все рассказала. Папочку куда-то командировали. Остались мы жить у тетки, в доме, который еще мои бабка с дедом построили. Мать ожесточилась, конечно. Мы всегда с нею спорили: как же так, говорю, ты на целый мир за свои несчастья ополчилась? Никому не веришь? Никого не любишь.
- А она?
- А она говорит: верю и люблю. У меня говорит занятие есть: строить жизнь для людей хорошую, а люблю я, говорит, Сталина, партию и правительство.
- А тебя?
- И меня, - Лена улыбнулась, - только чтобы ей стоило мне об том сразу сказать, а не в письмах с фронта.
- А у меня и не было мамы. Меня сестра отспорила. Когда мама умерла, мне было пять лет, а сестре пятнадцать. Отец наш попивал, словом, буянил. Вот сестра меня и отспорила. Даже прятала меня на чердаке и в подполе, а пока прятала, так ей шестнадцать исполнилось. Нашелся добрый человек, учитель нашей школы, упросил местные власти мою сестру опекуншей сделать. Я отца только на окопах первый раз с тех пор и увидела. Его тоже, бедного, пригоняли. Испился весь.
- Как же ты его узнала? Сколько лет прошло?
- Сердце подсказало, да и фотокарточка есть у нас. А может и не он был, но что же он тогда мне крикнул: "доченька"?
- Наверное, он знал, что это ты. Приходил, может, к школе, к дому, прошептала уже совсем тихо Вика, - спите, мои родные, спокойной ночи.
Есть хотелось нестерпимо. Голод приходил не с мыслью о еде, а с болью в желудке, перемалывающем тяжелыми жерновами самое себя. Они уже не то, чтобы хотели есть, а теряли сознание от голода, от чего лучшим лечением был бы сон. Но им нужно было идти.
Пару раз они набредали на колючую проволоку, хотя за ней шел такой же лес, потом выходили на свалки близлежащих хуторов. Прибарахлились пустой консервной банкой, у которой оказалось острая неоторванная крышка. Сделали надрез на березе, Лена как-то ухитрилась ту банку вставить в ствол. Собрали горчащего сока. Шли по лесу теперь спокойно, не торопясь, не зная, что будут делать дальше, когда лес закончится.