— Ты об этом знаешь? — поразился врач.
Рафаэль повидал немало бедняков, которых помещали в этот престижный санаторий. Они появлялись в облаке сурового молчания и в облаке же молчания исчезали. И у врачей опадали лица.
— Но ты ведь не представляешь, какое испытание мы проводим.
И правда, даже дружественные к нему сестры милосердия держали рот на замке, и из них слова нельзя было вытянуть.
— Мы берем полые трубочки, прокалываем тело, вставляем их в грудь, протыкаем оболочку легкого и туда их вводим. Через эти полые трубочки мы под высоким давлением вдуваем в легкое кислород, — пояснял врач. — До сих пор все бедолаги, которые в этом опыте участвовали, умирали. Пошли ли бы они на это добровольно, коли знали заранее, что их ждет? — В ожидании ответа врач заерзал на скамейке. — Обычно ими жертвуют семьи. Совсем не просто держать чахоточного в нищем доме. И это жестоко — пугать несчастных перед их концом. Сестры ни о чем тебе не рассказали, потому что и сами не все знают.
Рафаэль сказал, что он вызывается добровольно и в расписке семьи не нуждается.
— Но я обязан снова открыто тебе повторить, что пока из этого опыта живым не вышел никто.
Рафаэль спросил, сколько это стоит.
— Госпитализация бесплатная, тебя будут держать, пока ты не встанешь на ноги.
— Или не окочурюсь. И это включая похороны?
Врач кивнул.
— Ну а потом-то что было? — спросил Мурад, когда молчание Рафаэля затянулось.
— Я — здесь, — сказал Рафаэль.
В горькие ночи у нее, Виктории, поднимались злоба и обида на него, что вот ускакал себе в Ливан, а ее оставил подыхать. Иногда он казался ей тонущим, который ради собственного спасения тянет за собой всех вокруг. Только ее мать осмеливалась в открытую его осуждать. Но Виктория знала, что так думают многие. Даже и его собственная мать. Когда она обратилась к ней с просьбой пожертвовать свое бриллиантовое украшение на оплату его лечения в Ливане, та без всякого стеснения сказала:
— Если бы я уступала его отцу, как ты уступаешь ему, нас бы уже на свете не было.
И она не стала уламывать свекровь, потому что, несмотря на надежду, что, может, он к ней все-таки вернется, особенно после рождения Альбера, не могла она не думать, что свекровь-то, наверное, права, приговор уже вынесен, и бессовестные врачи просто тянут с него деньги.
И вот пожалуйста, он говорит: «Я — здесь». Поставил на карту жизнь и выиграл. Сыграл со смертью и победил. И значит, он — и ее победа. Любовь, почти уже погребенная под холодным пеплом, вернулась и встрепенулась. Большие глаза, изящный нос, красиво очерченные губы, умные пальцы, язык, завораживающий слушателей. Он поднялся из праха. Пусть Флора до конца жизни сидит у горы апельсинов и дольку за долькой вкладывает их ему рот. Где она, Рахама Афца? Куда исчезла певица, которая его заарканила и увезла за собой в Дамаск? Взгляни на Гурджи, сразу поймешь Мирьям. Господи, помоги ей, и она тоже по-своему говорит о своей любви к Рафаэлю.
И все же тоскливое чувство не исчезало. Ей казалось, что чем больше в ней к нему уважения и признания, тем слабее становится влечение плоти. В тот час лишь духовное ею владело. Она чуть ли не теряла сознание при мысли, что эта возвышенность и духовность уже нынешней ночью к ней приблизится и сорвет с нее одежду. Если бы можно было вечность вот так сидеть, в этой магии тепла, наслаждаясь звуками его голоса и чувствуя на груди тихое дыхание Альбера! Ее не оставляла мысль, что же при этом делать с Альбером, ведь до сих пор она по ночам ни разу с ним не расставалась. Он спал вместе с ней на ее неудобном лежаке.
Возвращение Рафаэля было таким внезапным, что самые простые на первый взгляд вещи вдруг оказались сложными до смятения и головокружения. Даже ради Рафаэля она не отдаст Альбера в изгнание, на холодную, потрепанную и разлезшуюся циновку. А с другой стороны, стыд-позор заставлять мужчину, только что вернувшегося из роскошного санатория, валяться ночью на грубой циновке. Она вдруг осознала, что стыдится своего убожества. Рафаэль заслуживает большего. Какой-то бесенок все нашептывал ей: «Ты его боишься, боишься своего мужа! Родила ему троих детей, а все еще как наивная девственница».
— А что же с заработком, Рафаэль? — спросил Эзра. — Пока ты там пропадал, твоя жена еле концы с концами сводила. У тебя есть какие-то идеи?
Рафаэль долго молчал, глядя на него.
— Я только что выбрался из могилы. Еще и не выздоровел до конца.
— Приходи в аптеку. Будешь делать все, на что способен. Может, наступит день, когда мы станем партнерами.