Фуад, будто бес в него вселился, влетел в кухню, схватил с огня горячую кастрюлю и с криком:
— Это ты велишь мне заткнуться? — кинулся на мать.
— Эй, я есть хочу! — одернул его Нисан. — Дорого мне заплатишь, если выплеснешь всю кастрюлю на маму!
Фуад дал толстяку брату тумака, швырнул его на спину и стал пинать в бока. Криков Нисана он не слышал, потому что сейчас главной целью его было нападение на мать, которая, успев сбежать в аксадру, жалась там, прикрывая голову руками. Виктория с силой стукнула его по лбу, и он выронил кастрюлю, и жирный кипящий суп ошпарил его босые ноги. Вопль был такой, что все вокруг задрожало. Виктория заслонила ему дорогу, и нечто скрытое в нем с раннего детства прорвалось сквозь этот туман бешенства, и он ее не тронул. Глаза превратились в двух узких насекомых, в ноздрях проступили кровавые жилки, и на губах закипела мутная пена.
Лейла потянула Викторию за подол:
— Тут тебя гостья спрашивает.
Виктория сбросила с себя руку Лейлы:
— Какая гостья у тебя в голове? Я ищу Альбера.
Альбер-Джия вынырнул из заброшенной комнаты покойной Азизы.
— Он внутри, — боязливо сказал он.
Она кинулась в комнату. Мальчонка несчастным безжизненным комочком валялся возле стены. И губы белые от шелушащейся со стены известки, которую он успел погрызть. Его мать с отцом не знали, что он страдает от гипотонии и потому летом набрасывается на банки с солью и сколупывает со стен известку, которая содержит соль. И оттого, что не знали, почему у него такие повадки, стыдились их и старались скрыть от людей. Сейчас Виктория понесла его во двор.
— Воды! — проговорил Фуад уже нормальным голосом. — Обдай его водой, Виктория. Он не мертвый.
— Скорей неси его к крану! — крикнула Салима.
— В кране один кипяток, — сказала Тойя, — лучше окуни его в чан с питьевой водой.
Альбер, которого окунули в прохладную воду, открыл глаза, будто очнувшись от какого-то странного сна.
— Что ты увидел? — горько плакала Виктория. — Что с тобой случилось?
— Нужно сбегать с ним на скотный двор, — сказал Фуад.
— А гостья? — прошептала Лейла, и тут Виктория увидела тощую фигуру в черной шелковой абайе и в чадре. Как она сознание не теряет в такую жару?
Фуад взял Альбера из ее рук.
— Мне нужно перекинуться с тобой парой слов, — властно сказала женщина в черном, и, несмотря на дикий зной и тяжелый наряд, голос ее был ровным, сдержанным и властным.
Виктория смешалась:
— Ты пришла в еврейский дом, зачем тебе чадра?
— Не важно, зайдем на минутку в аксадру.
— Мне нужно бежать с ребенком на скот…
Но Фуад уже дал знак сестре Салиме, та плеснула на Альбера ковш воды из чана, малыш завопил, и Фуад пошел с ним плясать, успокаивая Викторию, чтобы та занялась гостьей.
— Я даже холодной водой не могу тебя угостить, — извинилась Виктория. — Нужно сменить воду в чане.
— Я пришла не затем, чтобы пить.
Ее высокомерие слегка рассердило Викторию, но не слишком. С раннего детства она привыкла, что так оно ведется у людей — одни выше, другие ниже.
— Для чего же ты тогда пришла? — спросила она напрямик.
— Я хотела узнать, есть ли надежда, что твой муж вернется живым, или, не приведи Господь, он уже мертв?
У Виктории слова застряли в горле.
— Кто ты? Почему не снимешь чадру? — спросила она наконец.
— Я хотела разузнать про твоего мужа, и это разговор только между нами, — со значением сказала женщина.
— Мой муж жив, а я должна бежать с ребенком.
— Когда он возвращается?
— Может, скажешь, кто ты?
— Это не важно.
Виктория сдержалась и не послала гостью ко всем чертям, решила промолчать с каменным лицом.
— У моего сына есть большой магазин на базаре тканей, — сказала женщина.
— На здоровье вам, да благословит вас Господь богатством.
— Этим Он нас не обидел, мы родились богатыми.
— Заметно.
— Это не для того, чтобы тебя обидеть, дорогая. Я просто хотела сказать, что здоровьем Он наградил нас меньше. Сын у меня больной.
— Мой муж занят другим больным, — ответила Виктория, побоявшись, что женщина пришла с новым поручением, снова хочет оторвать от нее Рафаэля. — Желаю твоему сыну полного выздоровления.
— Нет у него шансов на выздоровление. Он таким уродился.
— Так нельзя говорить. Нужно уповать на Господа.
— Мы с братом всегда это повторяли, и, поверь мне, это облегчает жизнь.
— Я тебя знаю?