– Справитесь одни? Или мне с тобой поехать?
– Справимся, – заверила его Вика, – не впервой.
Полчаса ей потребовалось, чтобы, оседлав скутер, домчаться до МКАД, а еще через двадцать минут она подъезжала к КПП на въезде в Северинку. Ребята-сторожа с ней поздоровались, как с хорошей знакомой, и пропустили без лишней волокиты. Ведущая на участок Галактионовых калитка отворилась после сигнала с домофона, и собачки встретили Викторию дружелюбным ворчанием, сопроводив до дверей особняка.
Врать нехорошо, тем более жениху. Но Валентин мог упереться и не отпустить. А как среагировала бы Вика? Понятно, как. И тогда прощай, перезагрузка. Вальке она все объяснит потом. Непременно и подробно. И пообещает больше ему не врать. Никогда и ни за что.
Ей звонила не Танзиля, ей звонил Свиридов. И то, что он сообщил, тянуло на крупную неприятность, если таковое определение вообще уместно в данной ситуации.
Вчера Виктория известила Родионыча, что все фигуранты дела о покушении взяты под стражу и подписали признательные показания. Семен встретил новость с радостным облегчением и запланировал на следующий день вывезти шефа с конспиративной квартиры, обеспечив транспортом и охраной. После разговора с Викой он связался с Галактионовым, чтобы уведомить о ближней перспективе и обсудить детали эвакуации.
А сегодня Галактионова в квартире не оказалось.
Явившись по адресу, Свиридов нашел входную дверь незапертой, а жилище пустым. Осмотр показал, что все вещи, принадлежащие шефу, отсутствовали. Подчистую. Включая «маскарадный костюм». На журнальном столике имелось блюдо с остатками зачерствевшей выпечки. Чайная чашка валялась на полу и протекла на светлый палас коричневой лужицей. Единственное в комнате кресло было опрокинуто. Еще одна чашка обнаружилась одиноко стоящей на кухонном столе, но из нее ничего не пили, либо она была тщательно вымыта. В мойке – стопка грязных тарелок. В мусорном контейнере под мойкой – ворох упаковок из-под полуфабрикатов. Связка ключей от входной двери висела на вешалке в прихожей.
Соседи, как водится, ничего не видели и не слышали. Возможно, и так. Нынче у всех бронированные двери. Имеются, конечно, видеокамеры над каждым подъездом, но не факт, что они реально что-то фиксируют.
Ситуация, в целом ясная, в голове у Вики не укладывалась. Что это могло означать? Следствие не всех фигурантов переловило? Вмешалась какая-то третья сила, до сих пор остававшаяся в тени? И что, в конце концов, за напасти на эту семью непрекращающиеся?!
Виктория примчалась в Северинку, чтобы пообщаться со Светкой, подготовить ее к принятию удручающей новости и влить валерьянки, когда у той начнется нервный припадок. А припадок будет обязательно. После стольких потрясений, когда все уже, казалось бы, позади, узнать, что мужа похитили. Непонятно кто и зачем.
Хотя, возможно, уже и понятно. Светке могли еще утром позвонить и выдвинуть требования. В таком случае, готовить к известию ее не придется, а придется утешать, попутно выясняя подробности торгов с похитителями.
Но даже если таковые не объявились, нужно подключать Марианну. Потому что в районном отделении заявление об исчезновении не примут до истечения трех суток. Придется действовать самим. Опять самим.
Почему к Светке не поехал Свиридов? Вопрос излишний. Боится стенаний. Вике, естественно, он озвучил другие мотивы. Якобы она проведет беседу тоньше и деликатнее. А он – мужлан неотесанный и все такое. И кроме того, Родионыч собрался разузнать, какая охранная фирма присматривает за домом, где отсиживался и откуда был похищен шеф, и затем убедить тамошних спецов поделиться записями с камер. Обосновал.
Нюся, пропуская Викторию в дом, бросила на нее встревоженный взгляд и тут же глаза отвела. Сказала:
– Рада вас видеть, Виктория Олеговна. Светлана Сергеевна в спальне отдыхает. Вы проходите в гостиную, а я ее позову. Вам чаю принести? Что же вы без звонка... Я бы приготовила что-нибудь вкусненькое
– Ничего, ничего, Анна, есть мне совсем не хочется. А к Светлане я сама поднимусь. Так даже лучше.
Она направилась к лестнице, все еще не решив, как начнет разговор. Представила Светку, которая, свернувшись калачиком, лежит в огромной кровати и меланхолично смотрит в окно на плывущие облака. Или, тихонько поскуливая, плачет, уткнувшись в подушку.
«И за что мне все это?!» – горестно думала Вика, преодолевая последние ступени.
Дверь спальни была распахнута настежь. Светка в золотисто-белом пеньюаре сидела на пуфике напротив белого с позолотой трельяжа и, поднеся к губам растопыренные пальцы, дула на ногти, свежеокрашенные в травянисто-зеленый цвет. На жемчужно-шелковом покрывале брачного одра разлеглись рядами бархатные футляры и футлярчики с ювелирными украшениями, разноцветно блещущими камнями. Но более всего Вику возмутил вид пары туфель на десятисантиметровой шпильке, втиснувшихся лаковыми боками между флаконами, пеналами и тюбиками элитной косметики и парфюма, усеявшими туалетный столик. Туфли были ярко-зеленые, под цвет маникюра. Хотя, возможно, маникюр был под цвет обуви, не в этом суть. Суть была в том, что туфли на туалетном столике выглядели вызывающе-нагло, их отражения в зеркалах тоже были наглыми, и сама Клинкина, напевающая под нос простенький шлягер, была им подстать.
Заготовленные фразы из головы не вылетели, но говорить их Виктории расхотелось.
– Здравствуй, Света, – произнесла она вежливо, а потом неожиданно для самой себя спросила:– Тебе случайно не известно, где твой муж? А то, видишь ли, он куда-то делся, и мы с Семеном Родионовичем сбились с ног, разыскивая его.
– Ой! – сказала Светка, оборачиваясь. – Это ты, Викочка? Почему без звонка? Нюся бы приготовила...
– Знаю. Что-нибудь вкусненькое, – перебила ее Виктория. – Так что с мужем, Клинкина? Где он, не знаешь?
– С Германом? Уехал. Он на рыбалку с друзьями еще на прошлой неделе собирался. Так что, я думаю, уехал. На Селигер, кажется.
– То есть, он тебе звонил и сказал, что прям вот так сразу отправится на Селигер? – приподняв бровь, спросила Вика.
– Ну, конечно. Он сказал, что по Москве ему расхаживать пока опасно, поэтому он решил уехать. И стресс снимет, и отдохнет. На Селигере. На байдарке.
«Врет», – удивленно подумала Вика.
– Получается, он звонил тебе вчера вечером? И ты его безропотно в поход отпустила?
– Ну... Да. А что?
– Ничего. Не соскучилась по любимому? Тебе следовало бы с ним вместе на Селигер рвануть. На байдарках.
– А почему ты так со мной разговариваешь, Медведева?
– Я тебе не Медведева.
– А я тебе не Клинкина, между прочим.
– Привычка. Постараюсь отвыкнуть.
– Да, уж, будь так добра. Герман обижается.
Кажется, Светка принялась себя накручивать. Щеки раскраснелись, глаза гневно заблистали.
– Ему неприятно, неужели ты не понимаешь?! – продолжила Клинкина, тьфу, Галактионова. – Допустим, тебе на это начхать, но ты подумала бы хотя бы о том, что это неприлично! Просто неприлично!
«Ого! А не заговариваешь ли ты мне зубы, детка?» – мелькнула в голове у Виктории тревожная мысль.
И тут ее взгляд наткнулся на предмет, которого в этой спальне не должно было быть. Ну никак не должно. А он был.
Как же так... Если только...
По спине у Вики пробежал холодок, и она сразу вспомнила все подозрения, которые отбросила, сочтя нелепостью. Выходит, не нелепость? Не паранойя? Если так, то это чудовищно.
Вика медленно, чтобы ни жестом, ни мимическим движением лица не выдать, что обо всем догадалась, приблизилась к туалетному столику и взяла предмет в руки.
– Миленькая штучка, правда? – забыв, что гневалась, спросила Светка. – От бабушки досталась.
– Которая в деревне?
– Которая в Москве, – недовольно проговорила Светка, намереваясь отобрать у Вики безделушку.
– Кстати, все собиралась у тебя спросить, – не торопясь вернуть вещь, задумчиво произнесла Вика. – Помнишь, как все было в тот день? Должна помнить. Ты отправила меня выполнять поручение. Подчеркну – за несуществующей уликой отправила. Позже тебе стало нехорошо, и ты решила ехать домой. Ответь, пожалуйста, Светлана, зачем ты хотела, чтобы я привезла тебе улику сюда, если прекрасно знала, что это фантом? Нету никакой флешки с компроматом, и никогда не было. Так зачем, Света? Человек, который мне пересказал твой разговор с секретаршей, заслуживает полного доверия.