Светка моргнула. Проговорила с запинкой:
– А... Что я еще могла ответить Алевтине? Мне же следовало действовать в рамках сценария. И потом. Я чувствовала себя так погано, что очень хотелось, чтобы кто-нибудь приехал и меня пожалел. Герману-то вы звонить не разрешали! А в машине мне совсем скверно стало, я про все и забыла. Хорошо, что Игорь вспомнил.
Тут она сообразила, что сказала что-то совсем несуразное, и быстро поправилась:
– Хоть и с другой целью. Но согласись, если бы он не попросил Нюсю тебя вызвать, то жить мне оставалось считанные часы. Твой Валентин так сказал. Как он, кстати? Передавай привет.
Виктория кивала, соглашаясь, и все смотрела на вещицу, уместившуюся по центру ее ладони. Ничего в ней миленького нет – китч, полный и абсолютный. Только Клинкиной могла эта вещь приглянуться, да еще вот Танзиле. Серебряная брошка, усыпанная стразами кроваво-алого цвета. Та самая брошка, которой Вика застегнула ворот старушечьей кофты на Светкином благоверном, чтобы скрыть мужественную волосатость его груди. Вот, кстати, и шовчик припоя, оставшийся после ремонта. Последние сомнения отпали.
Вика посмотрела долгим взглядом на несостоявшуюся вдову. Или все-таки состоявшуюся? Молча вернула ей брошь и горько спросила:
– Что ты с ним сделала, Галактионова?
– Ты о чем? – с фальшивым удивлением спросила Светка.
– Я не о чем. Я о ком. Эта вещица принадлежит мне, если коротко. И я лично приколола ее к балахону, в который бабушкой-старушкой наряжала твоего супруга. Каким образом она попала к тебе? Или, может, лучше сразу признаешься, где спрятала тело?
– Тело? В смысле... Германа?
– Угу. В этом именно смысле.
С жалобной улыбкой Светка выдавила:
– В полуподвале. Где биллиардная.
Вдруг она подскочила к Виктории и горячо затараторила, заглядывая в глаза и хватая за руки:
– Только ты меня не выдавай, Викочка! Пожалуйста! Мы же с тобой подруги!
Вика посмотрела на Светку, как на безумную, и, освободившись из ее цепких пальцев, спросила:
– Клинкина, ты что несешь?
– Да никто ж не догадается, Вик, я тебе гарантирую! Ты ничем не рискуешь! – не унималась она. – И в цокольном этаже никто его искать не будет! А холодильная камера там такая, что в ней бычья туша запросто поместится!
Виктория молча терла ладонью лоб. Происходящее отказывалось укладываться в голове. Может, Клинкина психически нездорова? Это хоть как-то могло все объяснить.
И еще она подумала, что совершенно не знает Светку нынешнюю, послешкольную. Кажется, та сильно изменилась.
– За что ты его? – наконец оформился у Вики вопрос.
– А что мне было делать?! Он не разрешил мне управлять заводом. А у меня стало получаться. Ты знаешь, это такой кайф, командовать большим количеством людей?! Я теперь могу понять тех, кто рвется к власти. Она опьяняет. Я Герочку пробовала уговорить, но он меня не послушал.
– Ты убила мужа за то, что он не позволил тебе немножко порулить заводом?!
Светка оторопела. Потом дико заорала:
– Ты что несешь, Медведева?!
– Я тебе не Медведева!
– А мне пофиг! Как ты смеешь меня в таком ужасе обвинять?! Ты ненормальная?
Виктория проговорила холодно:
– Клинкина, очнись. Ты сама только что призналась, что труп находится в цоколе. В холодильной камере. И мотив преступления тоже объяснила. Кто из нас ненормальный?
Светка подскочила к Виктории и, размахивая перед ее носом растопыренными пальцами с подсыхающим на ногтях лаком, завопила:
– Ты меня заморочила! Ты спросила, куда я спрятала Германа, и я тебе ответила! Как у тебя в мыслях такая жуть могла родиться! Герман жив-здоров и спит сном младенца! В бильярдной великолепный диван, а туалет за ширмочкой мы ему чуть позже организуем. И пятиразовым питанием обеспечим. А в рефрижераторе будет много-много фруктов, соков и минералки!
Виктория от ногтей отшатнулась, плюхнувшись на край кровати. Кончиками пальцев помассировала виски. Спросила страдальческим тоном:
– Мы – это кто? Ты и твоя Нюся?
– А что ей теперь делать? Она уже соучастница. Безешек напекла, эклеры кремом начинила. Я, чтобы ей скучно не было, на кухне тусовалась. Если в сахарную пудру толченого снотворного подсыпать, ни одна кухарка не заметит. Она тоже не заметила.
– Иными словами, муж твой жив и здоров, и сладко дрыхнет в подземном бункере на мягком диване? Накушавшись специальными такими пироженцами? Ну, ты, мать, и сильна. А если бы с твоей просьбой он все-таки согласился? Кому бы тогда безешки скормила?
Светлана вздохнула грустно:
– Да я заранее знала, что он не согласится. Я же реалист, Вика. Не большого он мнения о моих организаторских способностях, в этом все дело. Вот и пришлось на такой шаг пойти. Гера мне вчера вечером позвонил, чтобы обрадовать, что скоро домой вернется. Я обрадовалась, конечно. Но вопрос мучивший задала. Вернее, идею высказала. А он заржал, представляешь? Обидно стало. Но я Гере все прощаю, и это простила. Сделала вид, что тоже смешно. А в голове мысль крутится грустная-грустная. «Вот и кончилось твое правление, Светочка, – думаю я себе, – а ты и не начинала». Нюся пирожных напекла, я с ними в ночь и рванула. Дверь мне Гера сам открыл. А когда мы из квартиры выбирались, я, кажется, запереть ее забыла. Из-за переживаний. Надо бы съездить проверить.
– Ну, и как же ты такого бугая, извини, конечно, до машины дотащила?
– Туда я на метро добиралась. А когда Герман в забытье впал, такси по телефону вызвала. Объяснила водителю, что муж пьяный напился, идти не может. За чаевые он Германа и из квартиры вывел, и здесь на крыльцо подняться помог. А дальше уж мы с Нюсей.
– Светка, он с тобой разведется, – уверенно проговорила Виктория. – И ты тогда снова станешь Клинкиной. Так сказать, Клинкиной в законе. И мой тебе совет: когда муженек очухается, держись от него подальше.
– Подальше?! С ума сошла, – хихикнула Светка. – Я романтический ужин в бильярдной запланировала, а ты говоришь – подальше! Не боись, все будет чики-поки. Только ты меня властям не сдавай, ладно? Договорились? И этому вашему Свиридову тоже.
Вика сказала, раздражаясь:
– Свет, ну, как ты себе это представляешь?
– Очень просто! Очень легко и просто я себе это представляю. Скажешь, что он ушел на байдарках, и все дела. Что ты лично его и проводила. Ну, хорошо, пусть не ты проводила, а я. А через месяц он отдохнувший и выспавшийся приступит к исполнению.
– Нет, – проговорила строго Виктория. – То, что вы с Нюсей устроили, это безобразие, и его нужно прекращать. Придумали ведь – мужика под замок посадить. Это же противоправное деяние, ты разве не понимаешь? Настоящее преступление, на хорошую статью тянет. Пойдем выпускать твоего раба.
Светкины губы горестно задрожали, собрались куриной попкой, глаза налились слезами. Она всхлипнула и, стиснув на груди руки, простонала:
– Ну, Викочка... Ну, миленькая... Ну, пожалуйста! Всего только месяц, один месяц, и Герман вернется к обычной жизни! Увидит, как я ловко справляюсь с заводом, исполнительным директором назначит. Кстати, Колесников объявился, ты в курсе? В случае чего, он меня подстрахует. Ну, пожалуйста, Вика! Мы ведь подруги...
Ни единый мускул не дрогнул на Викином лице. Выдержав паузу, она разлепила губы и сурово произнесла:
– Через три дня.
– Нет, ну, ты что, издеваешься надо мной, что ли? Разве я за такой срок показать себя успею? Три недели, самое маленькое.
– Не борзей, Клинкина. И трех дней хватит, чтобы ты себя успела показать. Даю неделю, и это мое последнее слово. И прекрати так сопеть обиженно. А то передумаю.
В конце концов, кто для Виктории этот самый Герман Галактионов? Ну и что, что бывший подопечный. Посторонний практически человек, малознакомый тип. А Светка Клинкина...
А что – Клинкина? Если вдуматься?
Если вдуматься...
А если вдуматься, то подружка невесты на их с Валентином свадьбе из Светика выйдет что надо!
КОНЕЦ