ной поверхности стола. – Я сказал, – раздался гортанный рык, – открой глаза. Противиться приказу невозможно. В голосе сквозит угроза. И парень, распахнув веки, попадает в плен буквально пышущих страстной яростью льдов арктики. Он в его власти. Всегда был, есть и будет. Взгляд невольно скользит ниже, натыкаясь на вновь наливающийся кровью член, который так волнительно близок к его промежности. Руки Виктора возвращаются к прерванному занятию, проникая, наконец, одним пальцем в судорожно сжимающийся анус. Из горла вырывается удивленный всхлип. Это не больно, просто слишком неожиданно. Другая рука намеренно обходит стороной подрагивающую плоть, порхает по напряженным мышцам пресса, с едва уловимой грубостью оттягивает и щипает розовые соски. И это так мучительно сладко. И Юри впивается до побелевших пальцев в кожу на собственных бедрах, начиная уже задыхаться от болезненного желания кончить. Виктор истязает зубами свои собственные губы, пытается успокоиться, чтобы не дай Бог не сорваться. Только почему-то срывающееся собственное имя с таких манящих губ никак не помогает. Он добавляет второй палец, пачкает его в импровизированной смазке, чувствуя жар бархатных стенок кишечника. Виктор наблюдает расширившимися зрачками, как его пальцы вонзаются в такое желанное тело, раздвигают стеночки, растягивают, подготавливая для уже полностью эрегированного члена. Предвкушает, как будет остервенело вбиваться в эту манящую тесноту, красть чужое дыхание и оставлять синяки на дрожащих бедрах. А его имя все чаще и чаще раздается сквозь стоны. Юри прошибает дрожь. Вот оно. Виктор дразнящее проходится пальцами по найденному комочку простаты, наблюдая за ловящим ртом воздух любовником, и добавляет третий палец. По залу проносится отчаянный, полный мольбы всхлип. Он судорожно шепчет, почти плача. Молит Никифорова, чтобы тот позволил ему уже, наконец, кончить. И ему позволяют. Мужчина обхватывает широкой ладонью горячую плоть парня и принимается надрачивать в такт быстрым движениям пальцев, которые ни на секунду не прекращали ввинчиваться в чуть покрасневший от трения вход, каждый раз задевая простату. Юри задерживает дыхание, вероятно, до боли закусывает губу, и с выражением полной беспомощности подается плечами вперед, следом громко выдыхая. Виктор до безумия любит момент, когда кончает его мальчик. Невероятно красивое лицо с поблескивающими на висках капельками пота за секунду до долгожданного освобождения. Это зрелище многого стоит. И черта с два он кому-нибудь еще позволит его увидеть. Пока Кацуки медленно приходит в себя, расслабленно развалившись на столешнице, Виктор собирает пальцами разбрызганную по животу сперму и проталкивает ее в растянутый анус. Второй же рукой он растирает собственную слюну по стоящему колом члену, шипя сквозь зубы на каждое движение вдоль длины, а в голове бьется только одна мысль: «Трахнуть-трахнуть-трахнуть». И стоит ему только чуть наклониться над юношей, положить ладони на вспотевшие бедра, сильнее нажимая на них, раздвигая, раскрывая для себя, как Юри привстает на дрожащих локтях и хватается мертвой хваткой за его взмокшую шею, яростно набрасываясь на сухие искусанные губы. В его промежность упирается обжигающая головка, дразняще потираясь о припухший вход. Так возбуждающе. Виктору приходится опереться руками о стол, подхватив изящные стройные ноги под коленями. Оторвавшись от головокружительных поцелуев, Никифоров пытается сосредоточиться на главном. Он нетерпеливо надавливает на дырочку, желая как можно скорее погрузиться в ее манящий жар, но из-за скользкой от смазки кожи член срывается, резко уткнувшись чуть выше, в поджавшиеся яички Юри. Это заставляет того рвано выдохнуть такой необходимый сейчас воздух, а чувствительную плоть дрогнуть от вновь накатившей волны возбуждения. Все так же опираясь одним локтем о стол и неотрывно глядя в синеву глаз напротив, он нетерпеливо проводит языком по собственной ладони, чтобы тут же провести ею по каменному члену Виктора, направляя его в собственное тело. От этой давящей тесноты сводит скулы. От нестерпимого жара отнимаются ноги. Разбегаются мысли, оставляя вместо себя лишь голые инстинкты. Валить и трахать. Точно. Оттрахать до дрожащих ног и бессвязного скулежа. Виктор задерживает на мгновение дыхание, когда головку его члена обхватывают стенки сжавшегося от первого проникновения ануса. Губы напротив изгибаются в немом стоне, отчетливо проступившая голубая венка на шее бешено отсчитывает зашкаливший пульс, а взгляд адских глаз постепенно заволакивает пеленой от распирающего чувства внизу. Не давая и секунды передышки, мужчина двигается дальше, все больше заполняет собой, с немым восторгом наблюдая, как Юри откидывает назад растрепанную голову. Как ему открывается вид на соблазнительный изгиб шеи, где прямо под линией челюсти, слева, наливается цепочка кровавых засосов. Наблюдает, как двигается адамово яблоко, когда он с трудом сглатывает вязкую слюну, как часто вздымается влажная грудь. Виктор входит лишь наполовину, когда понимает, что вся его выдержка испаряется, стоит только Юри несильно напрячь мышцы, намекая, что пора бы уже перейти к делу. Не сдерживаясь. Блять. По виску скатывается капелька пота, губы снова пересыхают. И, когда он ловит шальной взгляд таких блядских глаз, а юркий язычок призывно облизывает алые губы, Никифоров шлет все, что только можно, к черту и загоняет член по самые яйца, улавливая краем сознания раздавшийся более чем громкий протяжный стон. Привыкнуть он не дает, не желая останавливаться ни на одну чертову секунду, устанавливает необходимый темп, плавно нарастающий с глубоких размеренных толчков. Юри вновь падает на лопатки и выгибается, вместе со столом сотрясаясь от бешенных толчков. Он закидывает за голову руки в поисках дополнительной точки опоры и цепляется скользкими от пота пальцами в край столешницы. Из горла рвутся бессвязные всхлипы, а из зажмуренных глаз срываются к вискам редкие капельки слез. А внутри, с каждым скользящим движением члена по комочку простаты, все больше и больше нарастает возбуждение, плавно перетекающее в стоящий колом член, который покачивается в такт движениям Виктора. Сквозь мокрые слипшиеся ресницы он с трудом разглядывает чуть размытый силуэт нависшего над ним мужчины на вытянутых руках, который, нахмурив изящные брови, неотрывно наблюдает, как его бедра с пошлыми хлопками ритмично вгоняют член в распятое под ним тело. А Юри мало, мало Виктора. Ему нужно ближе, теснее. И парень хватает Виктора за рукав футболки и тянет на себя, заставляя того бухнуться на локти, полностью накрыть своим тяжелым телом, до сдавленного дыхания. От такой позы Юри почти складывается пополам, неосознанно тянет носочки, и чувствует, как его еще глубже пронзает раскаленный донельзя скользкий член. Сил стонать уже нет, поэтому он тихо поскуливает на каждое резкое движение внутри. Из груди Виктора вырывается тяжелое надрывное дыхание, сердце бьется как сумасшедшее, с немыслимой скоростью разгоняя по телу отравленную наслаждением кровь. Ему невероятно хорошо и жарко. Наверно, стоило все-таки раздеться до конца… Но эта мысль ускользает, как и все предыдущие, под натиском пухлых губ его личного источника наслаждения. Он чувствует, как дрожащие руки сбирают насквозь мокрую ткань на спине в кулак, не имея возможности дотянуться до кожи, и это заставляет его с хриплым стоном, наконец, оторваться от посасывания маленького юркого язычка в чужом рту. Никифоров освобождается от объятий под недовольный стон, выпрямляется и все-таки сдирает с себя раздражающий кусок ткани, окончательно растрепав отдающие платиной волосы. Он почти полностью вынимает член, оставляя внутри только головку, и после резко загоняет его обратно до хлопка. И потом снова. И снова. Раздвигает чужие согнутые ноги в поперечном шпагате, прижимает колени к холодящей поверхности стола. И все так же медленно двигается, доводя до исступления почти плачущего Юри. А тому уже снова хочется молить о пощаде, но с губ срываются только невнятные обрывки слов. В глазах рябит из-за все чаще и чаще пронзающих все его естество вспышек чистого удовольствия. Виктор в таком положении с абсолютной точностью стимулирует чувствительную точку где-то внутри, вызывая дрожь в измученном теле. Кацуки тянет руку к ноющей плоти, но не успевает даже прикоснуться. – Не смей! – низкое рычание принуждает снова зацепиться руками за край жалобно скрипящего стола, который грозит скоро развалиться от вновь ускоряющихся толчков. – Кончишь только от моего члена! И опять приказ, которого Юри не смеет ослушаться. Он только стискивает зубы, чувствуя натягивающуюся пружину где-то глубоко внутри, докуда самому не дотянуться, и не отрывает поплывшего взгляда от искривленного в блаженстве лица. Еще чуть-чуть. И… Пружина выстреливает. Оргазм, превосходящий по ощущениям предыдущий, ломает изнутри, пускает по телу множество импульсов чистого экстаза. Перед глазами белые пятна, в ушах раздается непрерывный писк, кажется, даже на секунду-другую померкло сознание. Но влажное прикосновение ко все еще подрагивающему члену приводит в чувство. Парень крупно содрогается всем телом. С трудом разлепив глаза, Юри натыкается взглядом на склонившуюся над его прессом белобрысую голову. Мужчина жадно слизывае