Юри запретил себе думать. Наконец, у него это получилось.
Он смог расслабиться. Чёрт возьми, он получил схожее с оргазмом удовольствие, чувствуя руки Виктора на своих бёдрах - пусть оставит синяки, пусть. Он получил - чувствуя его губы на своей коже. Это было обжигающе. Юри не просто стонал, он просил ещё, взамен царапая Виктору плечи, умудрившись оставить длинные красные полосы до самых локтей. Он получил - чувствуя, как от движений члена внутри всё немеет и оттого становится ещё более чувствительным. Естественная лактация во время секса - она же как оргазм. Юри чуть не спутал его с настоящим. Виктор как раз был занят тем, что оставлял укусы на ключицах. В какой-то момент Юри особенно напрягся, сжался, издал похожий на вымученный стон и выгнулся - будто нарочно подставился. Виктор должен был почувствовать этот крышесносящий запах. Он даже замедлился - нет, теперь это было необходимо, теперь он в умеренном, но по-прежнему настойчивом темпе двигался, прокладывая дорожку поцелуями между рёбер. Он сам себя мучил - тянул момент. Так ждал - а теперь так тянет. Но перед тем, как приступить, он поднял голову, поддавшись выше, чтобы Юри мог ловить его слова губами, его взгляд - глазами.
Это был до безумия интимный момент.
И до безумия важный. Юри - единственный омега, который смог дать Виктору то ни с чем не сравнимое, что в обычное время люди называют эйфорией. Это был не просто приход, которого ждут любители опасного удовольствия, и не то банальное счастье, которое при желании можно от любой ерунды испытать.
Это было гораздо более сильное и большее. И Виктор не мог найти слова, как это обозвать. Он мог только чувствовать. Он мог только знать, что Юри... он... неповторимый.
Виктор бы уже просто не смог от него отказаться.
- Ты не стоишь банальных слов восхищения.
Во время крайней степени возбуждения люди горазды сказать о том, о чём впоследствии могут пожалеть.
Виктор не сказал, но выразил взглядом. И Юри действительно очень многое бы получил, если бы смог в тот момент его понять.
«За тебя я готов отдать всё»
Когда Виктор прикоснулся губами к соскам, Юри чуть не забыл, как его зовут. Это было не то ощущение, когда лактация притянута на таблетках. Эта совсем лёгкая, но приятная боль; это щекочущее сладкое ощущение; это удар эндорфина по мозгам; это сумасшедшая дрожь тела и этот настоящий оргазм. Язык Виктора, его губы, неаккуратное касание зубов - Юри просто кончил. Сжался, выгнулся, насколько мог, задрожал и кончил. Впрочем, оргазм ещё долго не отпускал его. Горло должно было охрипнуть от такого стона. Если бы не продолжающий ещё какое-то время двигаться внутри чужой член - Юри отключился бы. Впрочем, с Виктора тоже хватило несколько толчков, и он кончил в мальчишку, зажав того между собой и полом. Но этот оргазм всё равно уступал тому, что он чувствовал, облизывая, лаская и посасывая поочерёдно соски, не в силах найти насыщения. Молоко - оно такое же горячее, как и сперма. Интересно, глотает ли её Юри с таким же удовольствием. В тот раз он всё проглотил. Потрясающий мальчик. Вот и Виктор не угомонился, пока не вылизал и не исцеловал грудь Юри, крепко, но бережно прижимая его хрупкое дрожащее тельце.
Они так достаточно долго пролежали. Каждому требовалось прийти в себя. Прийти в себя и вдоволь наласкаться. Они ведь даже не говорили больше, только либо смотрели молча друг на друга, либо целовались. К счастью, Юри смог прийти в себя и не отключиться сразу. Теперь он снова был милый и плюшевый, а Виктор щупал и гладил его тело. Впоследствии всё же избавив Юри от белья - ну, это когда узел спал. Виктору больше нравилось, когда Юри спал рядом и был при этом совершенно голый. Зачем ему одежда, когда он так прекрасен.
Тем не менее, на постель они оба всё же переползли. Окунуться в мягкость подушек и матраса было слишком приятно. Настолько, что потянуло в сон, да и усталость ведь никуда не денешь.
Юри совершенно перехотелось нарушать идиллию и разговаривать. Он мог только мычать, пока Виктор пристраивался рядом, обнимая его, будто плюшевую игрушку.
Разговоры - всё утром.
***
Утро наступило достаточно быстро.
Когда Юри проснулся, он даже не понял, сколько времени. Обычно таким выспавшимся он просыпался часов в одиннадцать, а тут... поёрзав, приподнявшись, перегнувшись через спящего Виктора, отыскав под подушкой его руку с неснятыми часами, взглянув на те - он понял, что время восемь. Да, утра. Не вечера. Пока он тупил, уже не так крепко спавший Виктор сгрёб его к себе под бок, завалил обратно на спину, а сам сполз пониже и вжался носом в живот. И засопел, и замер - будто так и надо было. Юри не сопротивлялся. Он немного переусердствовал - так лихо перегибаться через Виктора. Вообще-то, у него спина болела. И не только спина. Поэтому неплохо было бы ещё немного полежать и подумать о прекрасном - только бы обратно не заснуть - не хватало часика через два проснуться полностью разбитым.