Японец лишь качнул головой, отмахиваясь и отрицая такой расклад, а Витя улыбнулся. Он поднял руку и провел большим пальцем по губам Юри. Тот захлопал ресницами, а потом и вовсе замер, потому что мобильник пикнул и отключился. В кромешной темноте руки Кацуки сами собой намертво вцепились в толстовку на груди брата, и тот услышал, как Юри задышал отрывисто и часто.
— Не паникуй, Юри, не паникуй, я же здесь. Чего тебе бояться? — прозвучал уверенный голос перед самым лицом. — К тому же я хочу тебя поцеловать.
Виктор действовал спонтанно. Заключил лицо Юри в ладони и прикоснулся губами к его мягким губам. Сразу завелся, потому что Кацуки придвинулся ближе, и пусть Витя понимал, что тот ведом лишь страхом, ничем иным, все равно восторженно прохрипел:
— Давай сейчас… хорошо?
Юри только кивнул, а Никифоров уже стянул через голову свою толстовку, затем расстегнул и олимпийку брата. Бросил одежду рядом, пробормотал: «Приподнимись», и дрожащими руками быстро спустил свои штаны, поймал руку Юри и потянул к паху. Губы Кацуки неожиданно обожгли горячим влажным прикосновением шею Вити, затем зубы подцепили мочку уха. Никифоров шумно втянул воздух, а рукой скользнул в штаны Юри, сжал ягодицу, стянул его брюки и стиснул бедра уже обеими руками.
Они покачивались и потирались друг о друга, разжигая желание еще сильнее, будоражили чувства, и эмоции захлестывали их. Пальцы Виктора, обильно смоченные слюной, мягко входили сзади, растягивая вход, а Юри, вновь удивляя смелостью, вдруг приподнялся и, опираясь на плечо Виктора, приставил к себе разгоряченный член.
— Юри, ты что творишь? — почти простонал одурманенный Никифоров, откинувшись затылком на стену, и подхватил парня под ягодицы, немного раздвигая их, когда тот стал медленно опускаться. — Боже… — шепнул Витя, из последних сил сдерживая себя, а Кацуки принялся осторожно двигаться.
Его будто подменили. От робкого паренька и следа не осталось. Этот Юри знал, чего хочет, и он медленно, плавно двигал бедрами, эротично постанывая Виктору на ухо. Тот чувствовал, как кожа парня покрывается мурашками, и сам начал подаваться к нему, совершая поступательные движения. Однако Юри так умело сдерживал Никифорова, который хотел сорваться на бешеный ритм, что волей-неволей приходилось подчиниться. Юри не было видно в темноте, но от этого все чувства лишь обострились. Ощущения были умопомрачительными. Каждая клеточка нерва отзывалась на прикосновения и движения. В этой позе Виктор входил глубоко и почти не выходил, потому что Юри не давал, сжимая его и двигая тазом так, что член массировал внутри. А потом Кацуки словно накрыло волной, и он, переместившись, приподнялся, позволяя Вите перенять власть. Того не нужно было просить, он немедленно оперся на ступни, стиснул ягодицы парня и, резко подбрасывая его на себе, принялся вдалбливаться. Теперь уже стонали оба, ничего не смущаясь. Звуки разносились эхом, но немного заглушались гулом вентиляционной системы.
Витя поймал губы Юри, что, обняв его за шею, отдавался с готовностью и трепетом, и вовлек того в долгий горячий поцелуй. Вспотев, охрипнув, Никифоров замедлился и, двигаясь куда более чувственно, нащупал член Юри, чувствуя, как сам уже кончает. Он мягко провел большим пальцем по натянутой коже, задевая уздечку, и этого оказалось достаточно. Кацуки напрягся всем телом, два раза шлепнул задом по бедрам Виктора и, сжав все мышцы, выплеснулся тому на живот. А Никифоров, излившись внутрь, все еще осторожно двигался, выжимая из себя все до последней капли. Затем немного отодвинулся, чтобы у Кацуки, как следствие вот такой несдержанности, не разболелся живот, и позволил сперме стечь на пол.
— Как ты? — Витя уткнулся лбом в щеку Юри. — Ничего не болит?
— Не болит.
Юри вдруг наклонился, и Никифоров изумленно замер. Парень поцеловал его. Нежно, с любовью и решительно. От благодарности у блондина едва сердце не выпрыгнуло. Он обнял Юри и ответил на поцелуй, и оторваться друг от друга они смогли, когда уже не хватало воздуха. Настолько сильно искусали друг друга, насколько измотали, что почти не осталось сил на то, чтобы одеться. Протерев пол изнаночной стороной толстовки, Виктор невозмутимо надел ее, ничуть не брезгуя, и расслабленно вздохнул. Голова Юри покоилась у него на плече. Он тихо сопел, значит, уснул.
Дико хотелось курить. Когда же их найдут? Сколько еще здесь сидеть?
Решив, что сейчас сгодится мобильник Юри для развлечения, ведь там были загружены игры, которым не требовался интернет, Виктор осторожно извлек его из кармана олимпийки брата, решил не включать фонарик, экономя энергию — хотя какая там экономия, с играми-то — и снял блокировку. Простое движение пальцем вверх, и взору открылась картинка. Виктор остекленело глядел на собственное лицо. Ему на этом снимке было тринадцать лет. Дерзкий взгляд, немного враждебный, и неожиданно открытая улыбка. Мама фотографировала, Витя помнил.