Отчего-то защипало глаза. Играть перехотелось. Парень вдруг понял, он любит Кацуки настолько, что больно в груди. Любовь до боли. Такое бывает. Он это понял.
***
В глаза ударил яркий свет, затем раздался шум, топот и голоса. Никифоров, только проснувшийся, машинально прижимал Юри к себе, а тот сонно моргал и озирался. Вперед выскочила женщина, на миг застопорилась, увидев, как блондин властно держит Юри за плечи, но затем затараторила по-японски:
— Юри! Наконец-то! Я твое сообщение получила! Думала, умру от волнения! Вас не было всю ночь!
— Сенсей, спасибо… — просипел Юри и кашлянул, выбираясь из объятий брата, — смс все-таки дошло?
— В четыре утра. Я вскочила, почти не спала от беспокойства за тебя… за вас, — скосила Окукава глаза в сторону Вити. — Давайте, поднимайтесь. Едем домой.
Виктор интуитивно чувствовал напряжение, но не подавал виду. Встал, отряхнул штаны, взял свой телефон и пошел вслед за Минако и Юри. Люди что-то лепетали, шептались, кивали, глядя на Виктора, а тот молча шел, сверля взглядом затылок женщины.
Заговорила она по-английски, когда уже все трое вошли в дом.
— Я звонила Наде.
Парни, переглянувшись, уставились на Минако. Она мялась, но выглядела довольно надменной.
— Переволновалась, боялась, что вы пропали. Или…
— Или? — спросил Витя, в раздражении дрогнув ноздрями.
— Или сбежали. Я знаю, что вы… чем вы тут занимаетесь. Я все слышала.
Юри побелел, даже покачнулся. Виктор поймал его под локоть и враждебно, холодно, очень проникновенно уставился на Окукаву.
— И что? Доложила нашей матери?
— Нет. Не я доложила. — Помолчала пару секунд. — Я лишь подтвердила, что это правда. Мне показалось, что вы сбежали.
Виктор ждал продолжения, чувствуя, как дрожит Юри.
— Кто ей сказал?
Женщина подумала немного, но тут же решила, что скрывать больше нечего.
— Твой одноклассник. Кажется… Жора… Вроде бы так его зовут.
Этого не ожидал ни Юри, ни Витя. Оба застыли, как статуи, во все глаза глядя на Минако. Она сглотнула, и ее карие глаза наполнились слезами. Но женщина держалась, не плакала. Не заплакала, даже когда произнесла следующие слова:
— Надя в больнице.
На мгновение мир будто потускнел. Виктор оторопело отошел от Кацуки, чтобы опереться на стол, а потом, ринувшись в сторону Минако, прокричал срывающимся голосом:
— Что с ней? Что с мамой? О чем ты?
Окукава не шелохнулась. Она перевела взгляд на Юри, сжимавшего кофту на груди.
— Инсульт.
Никифоров отрицательно качнул головой, потом снова. Попятился. Уперся поясницей в столешницу и медленно сполз на пол. Запустил пальцы в волосы, сжимая у корней. Горло свело спазмом. В доме повисла гробовая тишина, пока не заговорила Минако.
— Билеты куплены. Ночью полетите в Россию. Там вы больше нужны.
Окукава еще раз посмотрела на Юри, испугавшись того, как у него посинели губы, и ушла. Парни остались одни.
Виктор ничего не видел перед собой. Даже когда Кацуки отмер и подполз к нему, тыкаясь сбоку, он не сразу отреагировал. Но, очнувшись, безмолвно затрясся, крепко зажмурившись, и с такой силой прижал к себе Кацуки, что тот невольно всхлипнул.
— Юри, прости… прости… прости меня… Юри… — обеими руками цепляясь за брата, рыдал Никифоров в его плечо.
Японец молчал, снова и снова проводя ладонями по спине брата. Что случилось, того уже не вернуть. Осталось только принять как есть
Часть 5
Виктор ловит взгляд блядских темных глаз с тлеющим угольком на самом их дне. Этот взгляд жалит его, рождая в груди нестерпимый жар и пустыню во рту. От него спирает дыхание. От него потеют руки и бьется на износ сердце. Из-за шума в ушах плохо слышно музыку, но это не мешает ему двигаться в едином ритме с владельцем такого блядского тела. Юри сейчас неотразим. Соблазнителен. Его хочется. До боли в яйцах. До звезд перед глазами. А этот поганец еще и провоцирует, изгибаясь в самых сексуальных движениях, по-женски изящных и, в то же время, резких и быстрых. Неуловимых. Слишком быстрая музыка, слишком быстрый ритм. Их танец – сплошная импровизация, но их тела извиваются без заминок, дополняя движения друг друга, двигаясь в унисон. Они – продолжение музыки. Они – продолжение друг друга. Дыхания не хватает, но дело вовсе не в усталости. На границе сознания мелькает судорожная мысль послать их танец к чертям и завалить этого мальчишку, который вздумал так дразниться, на жесткий паркет танцевального класса. Но. Черта с два он позволит ему так просто одержать верх над собой. Не тогда, когда этот засранец ускользает из объятий как дикая кошка, не позволяя приласкать, сжать до синяков и хруста костей, услышать сдавленный всхлип и тяжелое дыхание. Из горла Виктора вырывается утробный рык. Он чертовски зол и безумно возбужден. Стоящий член здорово отвлекает, побуждая тело двигаться резче, нетерпеливее. То и дело мимолетно прижимающиеся к паху упругие ягодицы совершенно не помогают унять этот жар, отключающий все мыслительные процессы. А Юри бесстыдно виляет стройными бедрами и хищно обжигает взглядом дьявольских глаз, даруя безмолвное обещание показать неземное блаженство. Виктор ловит правую ногу Кацуки, которую тот забрасывает ему на бедро под финальные аккорды музыки, руки обхватывают гибкий стан, а на взмокшей шее ощущается крепкая хватка. Танцоры мимолетно сталкиваются промежностями, что рождает в их телах нестерпимую дрожь желания. Желания ощутить больше. Они не отводят напряженных, изучающих взглядов друг от друга. Обжигающее пламя потемневших вод арктики и завораживающие гипнотические всполохи терпкого вина. Выжидают, кто первый сдастся. Их лица находятся на расстоянии нескольких сантиметров, позволяя ощущать заполошное дыхание, видеть опаленные жаром щеки, стекающие по виску капельки пота и влажные, прилипшие к лицу волосы. По залу разносятся звуки следующей композиции, не позволяя двум фигурам и далее оставаться неподвижными. Никифоров обманчиво нежно оглаживает ягодицу, проводит до колена и обратно, чтобы после с силой сжать дрогнувшее бедро и столкнуться промежностями. И снова замереть, уловив судорожный вдох своего личного наваждения, за которым последовал несдержанный стон. Кацуки облизывает покрасневшие губы и на всего лишь одно короткое мгновение переводит взгляд на приоткрывшиеся в немом стоне губы Виктора. И тому срывает тормоза. Этого мгновения хватает, чтобы немедленно стиснуть податливое тело в стальных, почти удушающих объятиях и яростно наброситься на этого мальчишку, воруя чужое дыхание и сладкие всхлипы. Юри зарывается руками в волосы Никифорова, притягивает его как можно ближе к себе, чтобы сполна ощутить чужое возбуждение. Они непозволительно долго сдерживались. Набирающая громкость музыка не в состоянии заглушить звуки тяжелого дыхания, гортанных стонов-хрипов и влажных поцелуев. Она подливает масло в неутихающий внутри огонь похоти. Она вынуждает нетерпеливо двигать в такт бедрами и беспорядочно водить руками, задирая мокрые футболки. Она заставляет желать большего. – Юри, – стонет Виктор с надрывом, вылизывает солоноватую кожу шеи своего любовника, и с силой проводит ладонями от лопаток до его натренированных ягодиц, – Юри… А Юри беспомощно хватает ртом горячий воздух, цепляется руками за напряженные плечи мужчины, чувствуя, как сильные ладони нетерпеливо забираются под ткань тренировочных брюк. Из уст японца вырывается сдавленное шипение вперемешку с ругательствами. Его штаны давят на налившуюся кровью плоть так, что хочется оттолкнуть, снять все, высвободить свою похоть. – В-вик-..ха-а..-тор! – от накатывающего волнами возбуждения дрожат ноги, путаются мысли, а на языке крутится только одно имя. – Да, детка, громче, – влажные губы чувствительно прихватывают нежную кожу так доверчиво подставленной шеи. – Я хочу слышать, как тебе хорошо со мной. – А-ах! – голос Кацуки срывается, когда мужчина резко подхватывает парня под ягодицы, вынуждая того крепко обхватить ногами его бедра, и спешно движется в сторону одной из стен, рядом с которой стоит стол с магнитофоном и прочими вещами. Виктор сажает свою ношу и, не дав очухаться, стягивает с парня так мешающую сейчас футболку. И только после этого мужчина на секунду останавливается, чтобы глубоко вдохнуть раскаленный воздух и почти умереть от вида своего искусителя: растрепанный, откинувшийся на локти донельзя возбужденный Юри, который слишком крепко стискивает своими дрожащими и непозволительно сексуальными ногами его, Виктора, бедра. Этот вид отзывается уже почти болезненной пульсацией в паху. Затаив дыхание, Никифоров впитывает в себя каждую мелочь, каждую капельку пота, которая скользит по разгоряченному телу. Скользит жадным взглядом по влажным от поцелуев губам, по изящному изгибу шеи и хрупким ключицам. Далее спускается на тяжело вздымающуюся грудь, плоский подрагивающий живот, на котором только-только начали прорисовываться кубики пресса, и темную блядскую дорожку. Она приковывает взгляд Виктора, манит провести по себе чуть ниже. Туда, где виднеются очертания возбужденно