Ван Стрален. К этому идет!
Симонсен. Да, ничто так не огорчает принца, как эмиграция!
Ван Стрален. Сейчас главное, чтоб Антверпен избежал инквизиции! Мы действуем по плану, составленному его светлостью, но правительница с кардиналом вылавливают наших гонцов. Недавно посольство в Испанию перехватили. Я решил теперь все, что можно, делать сам.
Симонсен. У его светлости сейчас граф Эгмонт.
Ван Стрален. Прекрасно! Он нам тоже очень нужен!
Рубенс (строго). Простите, господин ван Стрален, вы направлялись сюда, чтобы говорить с принцем Оранским!
Симонсен. Мне нравится ваш молодой друг, ван Стрален! Сразу видно настоящего брабантца! – А где же ваш багаж?
Ван Стрален. Нет-нет! Здесь и без нас хватает постояльцев!
Симонсен. Комнаты графа де Горна стоят пустые.
Ван Стрален. У нас поговаривают, что Горна вообще не выпустят из Испании.
Симонсен. Здесь тоже так думали одно время, но теперь есть сведения, что в Мадриде решили по-другому. Это называется мудрая испанская политика! Они вынуждали адмирала содержать из года в год чуть ли не весь военный флот, – вот и довели до полного разорения. Но жизнь его, как видно, решили подарить фламандскому народу.
Входит просто одетый человек, низко кланяется Симонсе-ну и гостям и, взбежав по боковой лестнице, исчезает за дверьми. Оттуда слышатся шум и возгласы. Рубенс бесцеремонно следует за новым посетителем и заглядывает в ту же дверь.
В огромном зале накрыты длинные столы. За ними – множество народа. «Здоровье короля! Здоровье графа Эгмонта!»
Рубенс. А правда, господин Симонсен, что у вас днем и ночью накрыты столы и кормят всех без разбора?
Симонсен (возмущенно). Кто это говорит? Ночью! Этого еще не хватало! Ночью!
Ван Стрален. А скоро свадьба?
Симонсен. Этого, увы, никто не знает.
Ван Стрален. Что, его испанское величество не дает согласия?
Симонсен. А кто его спрашивает? Его известили из чистой любезности! Его светлость член империи, а не чей-то подданный! – Нет, это все старик ландграф! Он ненавидит Гранвеллу просто до безумия!
Рубенс (захохотав). Так пусть скорей присылает свою внучку сюда! Здесь все его точно так же ненавидят!
Симонсен (со вздохом). Да, а могли бы найти себе лучшее занятие! Его светлость говорит, что ненависть – самая никчемная вещь на свете, а я привык ему верить!
Ван Стрален. Правильно, надо не болтать, а делать! Знаете, что мы предпринимаем?
Рубенс разводит руками.
Симонсен. Друг мой, мне это знать совершенно не обязательно! (На Рубенса.) Но какой славный молодой человек!
Ван Стрален. Все равно, я не пущу инквизицию в Антверпен! Когда ничего больше не останется, я просто стану в воротах и не пущу!
Симонсен. Ну, уж тогда она никак не пройдет! Как вы думаете, господин Рубенс?
Ван Стрален. Но до этого еще далеко! (Хватает Симонсена за плечо и быстро говорит ему прямо в ухо.) Мы собираемся дать взятку самому папе! (Отпускает его.) Может, после этого король станет сговорчивее. На какое-то время.
Кабинет принца. Эгмонт и Вильгельм пишут письмо королю.
Эгмонт (откладывая перо). Да, так правильней всего. Пусть король все знает. Я не гожусь на роль марионетки! А если он решит по-другому, значит, моя служба ему просто не нужна!
Вильгельм. От этого она не перестанет быть нужной миллионам фламандцев.
Эгмонт. Да, положение этого народа стало очень незавидным. – Знаете, я всегда с уважением относился к королю, но все, что последнее время исходит из Мадрида, похоже на издевательство! Понятно, что за всем этим стоит Гранвелла, но все равно – это продуманное издевательство!
Вильгельм (задумчиво). Нет, это результат ложного представления о том, что все люди – одинаковы и что страхом смерти их можно вынудить к чему угодно.
Эгмонт. А вы что думаете по этому поводу?
Вильгельм (лукаво). Ну, если подходить со всей строгостью, то двух одинаковых людей вряд ли можно будет отыскать!
Эгмонт. Ну, это преувеличено! Истина, я полагаю, лежит посередине. Разве что нашего кардинала я готов признать неповторимым, уникальным! Праведное небо, откуда берутся такие негодяи? Ведь он не просто отстранил нас от дел – он нас люто ненавидит! Не может быть, чтоб вы не замечали! Его же трясет при виде нас!
Вильгельм. Я замечаю это. И каждый раз, надо признаться, этому удивляюсь!