Но вернемся к конфликту папы с императором, который, временно утихнув, разгорелся с новой силой. 7 марта 1080 года, несмотря на «хождение в Каноссу» Генриха IV, Григорий VII во второй раз отлучил его от церкви, открыто заявив о своей поддержке Рудольфа, которого мятежные германские феодалы избрали антикоролем в пику Генриху. Пикантность ситуации состояла в том, что против этого нового «короля» было почти все германское духовенство. Ввязавшись в бескомпромиссную борьбу с императором, Григорий VII вынужден был, хотел он того или нет, поддерживать отношения с королем Англии. 24 апреля он отправил к Вильгельму пространное послание, в котором, не скупясь на похвалу в адрес Завоевателя, как бы между прочим напомнил об услугах, в свое время оказанных ему папой. Это была лишь подготовка почвы для более решительного демарша. 8 мая он отправил со своим легатом в Руан другое послание, в котором сравнивал, прибегая к риторическим оборотам, полным двойного смысла, власти церковную и королевскую, соответственно, с солнцем и луной, которые оба светят, но вторая заимствует свой свет у первого. Эта принципиальная декларация должна была подготовить устное сообщение легата, передавшего два требования своего хозяина: более пунктуально выплачивать подать, высокопарно именовавшуюся денарием святого Петра, — и принести вассальную присягу Святому престолу за вновь приобретенные земли. Вильгельм холодно отверг второе требование, которого, как он заметил, не одобряют английские обычаи. Что же до первого, то его он в принципе согласился удовлетворить, поскольку и другие независимые государства платили Риму. Трудно сказать, какой оборот приняло бы это дело, если бы не бурные события, вскоре развернувшиеся в Италии.
Тридцать первого мая, вскоре после прибытия папского легата, Вильгельм созвал в Лильбонне провинциальный собор. Принятые на нем решения имели этапное значение в политическом развитии герцогства Нормандского. Постановили, что все судебные полномочия на территории герцогства проистекают исключительно от самого герцога и могут быть делегированы им. Только он мог определять содержание и размеры этих полномочий и вмешиваться в принятие судебных решений в спорных случаях. Это решение совершало переворот в обычном праве, существенно урезая права сеньоров в пользу становившегося на ноги государства. Тогда вновь были подтверждены принципы церковной реформы, в частности, предписывалось неукоснительное соблюдение безбрачия духовенства, что можно было расценивать как примирительный жест в сторону Рима.
Двадцать пятого июня, вскоре после того, как Григорий VII получил от Вильгельма отрицательный ответ на свое послание, Генрих IV вновь объявил римского понтифика низложенным и провозгласил папой (а фактически — антипапой) епископа Равеннского Гвиберта. В октябре того же года антикороль Рудольф погиб в сражении против императора. В марте 1081 года, как только таяние снегов открыло альпийские перевалы, Генрих IV вторгся в Италию во главе большого войска, намереваясь силой утвердить на папском престоле Гвиберта, который бы провел официальную церемонию императорской коронации, — ее германский король, уже четверть века сидевший на королевском престоле, ждал давно. Звезда постаревшего, изрядно потрепанного жизненными невзгодами Григория VII клонилась к закату. И тем не менее он не отступался от своего: тогда как императорские войска приближались к Риму, он изложил в письме епископу Мецскому собственную теорию происхождения королевской власти, несколько упрощенную, но вместе с тем поразительно смелую, учитывая то, в каком положении сам он находился. Первый король, уверял он, был разбойником, достаточно удачливым, чтобы суметь длительное время господствовать над другими, равными ему людьми. Этими словами предельно категорично выражалась простая мысль: королевская власть, так же, как и власть сеньоров, порождена насилием и является результатом захвата. Эмоции, переполнявшие понтифика в то время, как он сочинял это послание, придали гиперболизированную форму античной по своему происхождению концепции, которую в IX веке возродил на Западе Хинкмар Реймсский и которая нашла немало приверженцев среди высшего духовенства: источником любой суверенной власти является народ, в результате общественного договора делегирующий полномочия правителю. На деле это делегирование оказалось окончательным и бесповоротным, даже наследственным, разве что оно может быть отменено во имя высшей справедливости, воплощением которой является Церковь.