- Как "Розовый Конь"?
- Ну, "Белый Конь". Мне от пива становится худо.
- А что это такое "Белый Конь"?
- Какой-то бар - разве он не так называется? Или "Розовый Конь"? А может, я напутала. У меня такая путаница в голове.
- Как поживает какаду? - спросил я.
- Какаду? - недоуменно откликнулась миссис Оливер.
- А мяч для крикета?
- Ну, знаете ли, - с достоинством проговорила миссис Оливер. - Вы, наверно, с ума сошли, или у вас похмелье, или еще что. Розовые кони, какаду, крикет.
Она сердито повесила трубку. Я все еще раздумывал о "Белом Коне", о том, как я о нем услышал сегодня снова, когда опять раздался телефонный звонок.
На этот раз звонил мистер Сомс Уайт, известный стряпчий, который напомнил мне, что по завещанию моей крестной я могу выбрать три картины из ее коллекции.
- Ничего особенно ценного, конечно, нет, - сказал мистер Сомс Уайт своим меланхоличным, скорбным тоном. - Но, насколько мне известно, вам нравятся некоторые картины покойной.
- У нее были прелестные акварели, индийские пейзажи.
- Совершенно верно, - отвечал мистер Соме Уайт. - Подготавливается распродажа имущества, и не могли бы вы сейчас подъехать на Эллсмер-сквер...
- Сейчас приеду, - сказал я
Работать в это утро все равно не удавалось.
3
С тремя акварелями под мышкой я выходил из дома на Эллсмер-сквер и столкнулся нос к носу с каким-то человеком, поднимавшимся по ступенькам к двери. Я извинился, он тоже извинился, и я уже окликнул было ехавшее мимо такси, как вдруг меня что-то остановило, я быстро обернулся и спросил:
- Привет, это вы, Корриган?
- Я. Да... а вы... вы - Марк Истербрук.
Джим Корриган и я были приятелями, когда учились в Оксфорде, мы не виделись уже лет пятнадцать.
- Не узнал вас сначала, - сказал Корриган. - Читаю время от времени ваши статьи, нравятся.
- А вы что поделываете? Занимаетесь научной работой?
Корриган вздохнул.
- Не вышло. На это нужно много денег. Или найти миллионера, чтобы субсидировал. А мне никого не удалось заинтересовать своей теорией, к сожалению. Так что я теперь судебный хирург.
- Понятно. Вы в этот дом? Там никого нет, кроме сторожа.
- Я так и думал. Но мне хотелось кое-что поразузнать о покойной леди Хескет-Дюбуа.
- Наверно, я смогу вам рассказать больше, чем сторож. Она была моя крестная.
- Правда? Прекрасно. Пойдемте куда-нибудь поедим. Тут недалеко маленький ресторанчик. Ничего особенного, но кормят хорошо.
Мы выбрали себе столик в ресторане, и, когда подали суп, я спросил:
- Ну, а что вы хотели узнать насчет старушки? И кстати, зачем вам это нужно?
- Это длинная история, - отвечал Корриган. - Скажите мне сперва, что она из себя представляла?
Я стал вспоминать.
- Человек старого поколения. Викторианский тип. Вдова бывшего губернатора какого-то неведомого островка. Была богата и любила жить с удобствами. Часто путешествовала. Детей у нее не было, но она держала двух очень воспитанных пуделей и просто обожала их. Самоуверенная, заядлая консерваторша. Добрая, но властная. Что еще вы хотите про нее знать?
- Да как бы вам сказать, - ответил Корриган, - мог ее ктонибудь шантажировать, как вы думаете?
- Шантажировать? - произнес я с изумлением. - Вот уже чего не могу себе представить. Почему вам это пришло в голову?
И тут я впервые услышал об обстоятельствах убийства отца Гормана.
Я положил ложку и спросил:
- А эти фамилии? Они у вас с собой?
- Я их переписал. Вот они.
Я взял у него листок, который он достал из кармана, и стал его изучать.
- Паркинсон. Знаю двух Паркинсонов. Артур - служит во флоте. Еще Генри Паркинсон - тот чиновник в одном министерстве. Ормерод - есть один майор Ормерод. Сэндфорд - в детстве у нас был пастор Сэндфорд. Хармондсворт - нет, такого не знаю. Такертон... - Я остановился. - Случайно, не Томазина Такертон?
Корриган взглянул на меня с любопытством.
- Может быть, не знаю. А кто она такая?
- Сейчас уже никто. Умерла около недели назад.
- Здесь, значит, ничего не узнаешь.
Я стал читать дальше.
- Шоу, знаю зубного врача по фамилии Шоу, затем Джером Шоу, судья... Делафонтейн - где-то я недавно слыхал это имя, а где - не припомню, Корриган. Это, случайно, не вы?
- От всего сердца надеюсь, что не я. У меня такое чувство, будто попасть в этот список ничего хорошего не сулит.
- Все может быть. А что навело вас на мысль о шантаже?
- Это инспектор Лежен высказал такое соображение. Казалось самым вероятным объяснением. Но есть и много других. Может, это список торговцев наркотиками, или наркоманов, или тайных агентов - словом, кого угодно. Одно только несомненно - эта записка представляет для кого-то огромную важность.
- Вас всегда так занимает полицейская сторона работы?
Он отрицательно покачал головой.
- А почему же вы так заинтересовались на этот раз?
- Сам не знаю, - медленно проговорил Корриган. - Наверно, из-за того, что увидел здесь свое имя. Вперед, Корриганы! Один за всех.
- За всех? Значит, вы убеждены, что это жертвы, не преступники? Но ведь может оказаться и наоборот.
- Вы правы. И, конечно, странно, что я так уверен. Может, это я просто себе внушил. А может, из-за отца Германа, он был чудесный человек, все его любили и уважали. И я все время думаю: если этот список был для него так важен, может, дело идет о жизни и смерти.
- Полиция не нашла никаких следов?
- Ну, это длинная история. Здесь проверь, там проверь. Проверяют, кто была женщина, которую он исповедовал.
- Кто же?
- В ней-то как раз ничего загадочного. Вдова. Мы было подумали, что ее муж имел какое-то отношение к скачкам, оказалось - нет. Она работала в небольшой фирме, фирма эта собирает данные о спросе на разные продукты и изделия и пользуется весьма недурной репутацией. На службе о миссис Дэвис почти ничего не знает. Она приехала с севера Англии - из Ланкашира. Единственно странно, что у нее было так мало вещей.
Я пожал плечами.
- Это нередко случается.
- Да, вы правы.
- Одним словом, вы решили принять участие в расследовании.
- Пытаюсь что-нибудь разузнать. Хескет-Дюбуа - имя необычное. Я думал, здесь что-то выплывет...