— Это было в отрочестве. А с того времени много что поменялось.
— Что именно? — не унимается мой фантом из прошлого.
— Теперь я предпочитаю быть жертвой, а не палачом.
— Чё-чё? — прыскает Марья-Манюся. — Эй, подруга, имей в виду: я таких слов ещё не выучила. — Слышится сдавленное хихиканье, а потом она и вовсе затыкается.
«Быть жертвой, а не палачом… Откуда это в моей голове?»
В какой-то момент нашего чаепития дал слабину.
Больно жалкий вид у моей сотрапезницы. Однако глазки её медвежьи выдают её. Это когда она изучающе смотрела на мои пальцы. Наверняка, прикидывая про себя, как получше заломить их мне за спину.
Она вымотана до предела. Но не сдаётся и всё отрицает. Но меня не проведёшь. Во-первых, ей известно, что я — Нэйхин. Немногие в Каргыджаке в курсе моих паспортных данных. А с чего бы это простой сотруднице захудалой гостиницы владеть такой инфой?
Но самое существенное — её походка. Многое можно скорректировать, но только не походку. А она движется как молодая медведица. Я убедился в этом, когда она сняла туфли. Так ходил её папаша. Кроме этого, она наследовала его настырность. Сколько воды утекло, а девушке всё неймётся. Однако расчёт её неверен. Не на того напала.
Сейчас меня заботит, что с ней делать, когда она во всём признается. Сдать полиции? — Не хотелось бы засветиться. Отпустить с миром? — Вряд ли получится. После недели лишения полноценного сна, она станет развалюхой. Это привлечёт к ней внимание. И как говорил охранник Витя, мы огребём ворох проблем.
Остаётся ещё один вариант — дать ей возможность пройти все фазы сна. Она молода. Организм может восстановиться.
Одно настораживает: не задумала ли ещё что-нибудь? Надо пойти и удостовериться. Только вот сил нет. Действие таблетки замедлилось. Голова кружится. Не оторвать от подушки.
Надо дать себе отдых. Но мысли вертятся, как докучливые насекомые.
Тихон — это её рук дело. Не в буквальном смысле. Она — заказчик. Только вот просчиталась.
Да, боль была. В первую минуту. Но потом…
Кто вырастет из мальчика — неизвестно. Он похож на меня. Но другую часть генов он унаследовал от Натки. А она далеко не лучший образец рода человеческого.
Так что, может, и к лучшему, что мальчик не успел нагрешить. И ныне где-нибудь в раю играет со своей плюшевой собачкой. А может статься, и с настоящим щенком, в котором ему было отказано при жизни.
Слов нет, как всё это печально. Но такова жизнь. Се ля ви! — Выражаясь языком французского народа.
После смерти мамы меня приютили дальние родственники. Жизнь в их доме лёгкой не назовёшь, но это были родные люди. Перелом произошёл после смерти дяди Вани. Его жена не могла прокормить лишний рот, и меня отослали в детдом.
А дяде Ване я признательна. Во-первых, за время, проведённое в семье. Во-вторых, за науку о смерти. Папин брат имел обыкновение повторять: «Смерть — дело одинокое». Это потом я узнала, что у Рэя Бредбери есть роман с таким названием. Не уверена, что он был известен дяде, но тем не менее американский писатель и русский слесарь сошлись во мнении: смерть — дело одинокое. А дядя Ваня ещё и добавлял: каждый волен решать — оставаться на земле или прервать нить жизни доступным ему способом.
И стоило ли ерепениться? Выражение моего охранника. Нет, не Мусы. У этого не такой богатый запас русских слов.
Стоило ли лишаться психического здоровья только ради того, чтобы насолить мне — Леониду Нэйхину?!
Короче, она во всём призналась. Заказала Тихона она. А Муса был подкуплен. Его задача — просто испариться. Кто убийца — выяснить не удалось. Пусть этим полиция занимается. Так что не видать Мариам — Марии ни Москвы, ни сердечного друга, ни сосулек. О последнем она мне в припадке откровенности тоже поведала.
Мой метод показывает свою эффективность.
А вообще даже нормальному человеку приятно сознавать, что кто-то страдает больше его. Это не я сказал, а Шопенгауэр.
Сколько прошло дней?
Он нацепил на нос солнцезащитные очки и стал похож на какое-то насекомое. Кажется, богомол называется.
— Чего ты хочешь, Маня?
— Поспать.
— Сколько?
— Три часа.
— Два!
— Но…
— Сударыня, это окончательная цифра. — У него лицо человека, который не потерпит всяких там глупостей.
«Лучше не спорить …»
— Тешкюр эдерим! (Спасибо!) Могу принять душ?
— А это зачем?
— Привычная для нормального человека гигиеническая процедура.