— Почему?
— Одинокая, но разумная женщина в чужой стране сочтёт за благо сидеть после работы дома.
Он поднялся со своего места и сделал знак следовать за собой. Я подчинилась. Мы прошли в холл, где выстроился ряд шкафов. Леонид — Лео отворил дверцу, и оттуда вынырнули абсолютно новые тапочки.
— Переобувайтесь!
— А ваша супруга? Не будет в претензии?
— Она будет благодарна, что в столь трудную минуту вы поддержали старика.
— Какой же вы старик! Вы в полном расцвете сил.
— Ну в общем и целом согласен. Пока очки не требуются, чтобы разглядеть девушек, приходящих ко мне во сне.
Пока я переодевалась, он пялился на мои ноги. Затем взял туфли и сунул на нижнюю полку шкафа. Наличествовала ли там другая обувь — углядеть не удалось.
Словно под гипнозом я двинулась за хозяином, по дороге отметив его широкие лопатки, обтянутые футболкой. Когда он успел переодеться? Как я заметила, низ остался прежним — брюки. Да, именно брюки, чьи стрелки по остроте соперничали с краем манжеты рубашки.
И ещё. С каждым часом Леонид — Лео словно обретал дополнительный объём. Этот зрительный эффект я поспешила списать на своё переутомление.
Мы снова присели на диван, и он налил свежего чаю, придвинул коробку конфет. Прежде она отсутствовала.
— Московские? — спросила я из вежливости.
— Инга привезла. Рекомендую.
Я взяла одну.
— Простите, мою бестактность, Мария Игоревна, но могу я задать вам один вопрос?
— Пожалуйста, — сказала я и положила шоколадный кубик себе на блюдечко.
— Дверь в номер была не заперта, верно?
— Вам это лучше известно. Вы лично открывали её.
— Надеюсь, что смерть ребёнка была безболезненной. Его ведь задушили?
— Скорее всего.
— А та ужасная удавка… Тот кожаный галстук… — Глаза мужчины полыхнули огнём. Словно из опасения, что от этого внутреннего сполоха вспыхнет и окружающий мир, он уставился в свою чашку.
Наступившая тишина давит на барабанные перепонки, как будто воздух сгустился до плотности воды где-нибудь на глубине. Поэтому его краткое «Пойдёмте!» воспринимаю с облегчением. И только по дороге в соседнее помещение до меня доходит: он величает меня по имени-отчеству.
Это спальня. Сомневаться в назначении просторной комнаты не приходится. Выражаясь по-старинному, здесь всё дышит негой. А в придачу устроено так, чтобы исправно выполнять супружеский долг. Во-первых, просторное ложе, а на стенах изображения томных дев с минимумом одежд и в завлекательных позах. Во — вторых, зеркальный потолок. Всё говорит в пользу того, что у этого больного и немолодого мужчины по крайней один орган функционирует исправно.
Леонид-Лео целенаправленно шагает к компактному платяному шкафу.
«Куда подевалось прежнее стариковское шарканье?»
По-хозяйски резко он распахивает дверцу. Взгляд успевает ухватить различные вещицы, предназначение которых не оставляет сомнений: они доставлены сюда прямиком из секс-шопа. А вот другая часть пространства отводится под предметы иного назначения. Кожаные галстуки разных расцветок. Над моим ухом звучит голос гида:
— Галстук в переводе с немецкого — … — Здесь мне становится не по себе, так что я так и не узнала, что значит перевод. Дальнейшие слова пробиваются, как сквозь вату: — Пик популярности приходится на 60-ые годы прошлого века.
«Приблизительно время твоего рождения, господин Лео!»
— Кожаные галстуки нельзя складывать, скручивать. А вот мой любимец! — Он протягивает мне узкую полоску кожи. Меня бросает в дрожь, как от соприкосновения со змеёй. — Галстук на подкладке из тонкой свиной кожи, с оплёткой по периметру, с именной литерой «Л» в кружке диаметром два сантиметра. Полностью ручная работа. — Нудит голос над ухом.
— Что-нибудь пропало? — выдавливаю я из себя, возвращая «рептилию». Ему требуется от силы с десяток секунд, чтобы сделать заявление:
— Отсутствует стёганый, из натуральной овечьей кожи.
— Это тот самый? — шепчу я, хотя и без того всё понятно.
Мы возвращаемся в гостиную и располагаемся на прежних местах.
— Галстуки можно освежить при помощи крема для обуви, — продолжает бормотать коллекционер, словно заведённый.
«Мужик сбрендил окончательно!»
— Леонид Эдуардович, у вас есть что-нибудь покрепче чая?
Он наклоняется вперёд и опирается руками о колени, будто намереваясь подняться с дивана, на который только что плюхнулся. А в моей голове уже звучит голос воображаемого турецкого следователя: