Выбрать главу

– Надеюсь, – заключила свой рассказ крестная матушка, – девочка не вырастет такой же пустой, ветреной кокеткой, на которой угораздило жениться разумного мужчину, пусть и не слишком практичного. Мистер Хоум совершенно погружен в науку и половину жизни проводит в лаборатории за экспериментами, чего легкомысленная жена не смогла ни понять, ни принять. Честно говоря, – со вздохом призналась крестная, – мне и самой такая жизнь вряд ли бы понравилась.

В ответ на мой вопрос миссис Бреттон сообщила, что, как говаривал ее покойный супруг, склонность к науке мистер Хоум унаследовал от дядюшки по материнской линии – французского ученого. Судя по всему, давний друг обладал смешанным французско-шотландским происхождением и имел во Франции родственников, не только гордо предварявших фамилию частицей «де», но и называвших себя наследниками старинного аристократического рода.

Тем же вечером, в девять часов, слуга отправился встречать экипаж, в котором должна была прибыть наша маленькая гостья. Мы с миссис Бреттон сидели в гостиной вдвоем и ждали; Джон Грэхем Бреттон отправился навестить школьного товарища, который жил за городом. Крестная коротала время за чтением свежей газеты; я шила. Вечер выдался ненастным: по окнам хлестал дождь, тревожно завывал ветер.

– Бедное дитя! – время от времени восклицала миссис Бреттон. – Погода совсем не для путешествия! Скорее бы уж они приехали!

Около десяти звонок в дверь возвестил о возвращении Уоррена. Я тут же побежала в холл, куда вносили дорожный сундук и несколько коробок с ручками. У двери стояла особа, похожая на няню, а у подножия лестницы – Уоррен со свертком в руках.

– Это ребенок? – спросила я.

– Да, мисс.

Я попыталась, чуть приоткрыв одеяло, взглянуть на личико малышки, но она быстро повернула голову и уткнулась Уоррену в плечо.

– Отпустите меня, пожалуйста, – раздался тонкий голосок, едва Уоррен открыл дверь гостиной. – И уберите наконец это!

Маленькая ручка вытащила булавку и брезгливо сбросила покрывало. Возникшее из кокона существо попыталось его сложить, однако не справилось – слишком тяжело для слабых рук.

– Отдайте это Харриет! – последовало холодное распоряжение. – Она уберет.

Девочка повернулась и устремила внимательный взгляд на миссис Бреттон.

– Иди сюда, милая крошка, – позвала крестная. – Замерзла, поди, промокла. Давай-ка сюда, к камину.

Девочка без возражений повиновалась. Освобожденная от покрова, она выглядела как настоящая кукла с нежным фарфоровым личиком, шелковыми кудрями и точеной фигуркой.

Миссис Бреттон усадила ее к себе на колени, и нежно воркуя, принялась растирать игрушечные ладошки, ручки и ножки. Поначалу ответом ей служил лишь задумчивый взгляд, но скоро на личике появилась улыбка. Обыкновенно миссис Бреттон не отличалась особой сентиментальностью, даже в обращении с глубоко обожаемым сыном, скорее наоборот. Но когда малышка улыбнулась, неожиданно поцеловала ее и ласково спросила:

– Как же зовут нашу крошку?

– Мисси.

– А у мисси есть имя?

– Папа называет меня Полли.

– Полли не против жить здесь, с нами?

– Только до тех пор, пока папа не вернется домой. Он уехал.

Девочка грустно вздохнула, и миссис Бреттон поспешила ее успокоить:

– Он обязательно приедет за своей дочуркой.

– Правда, мэм? Вы это точно знаете?

– Уверена, что так и будет.

– А Харриет думает, что нет: во всяком случае, не скоро. Он болеет.

Глаза малышки наполнились слезами, она вырвала руку и попыталась высвободиться, а когда ощутила сопротивление, холодно заявила:

– Пожалуйста, отпустите: я хочу сесть на скамейку.

Получив свободу, она сползла с колен, взяла скамеечку для ног, отнесла ее в самый темный угол и там уселась. Несмотря на твердость и даже жесткость характера, в мелочах миссис Бреттон частенько проявляла пассивную снисходительность. Вот и сейчас, позволив малышке поступить по-своему, крестная заметила, обернувшись ко мне:

– Просто не обращай внимания. Пусть делает что хочет.

Но я не могла. Сердце мое разрывалось при виде Полли. Упершись локотком в колено, она достала из кармашка своей кукольной юбочки носовой платок размером в квадратный дюйм и тихонько заплакала. Обычно дети громко, без стыда и смущения, криком выражают боль, печаль или недовольство, а у этого призрачного существа лишь редкие всхлипывания выдавали сокровенные чувства. Хорошо, что миссис Бреттон ничего не слышала, пока из глубокой тени не раздался требовательный голос: