— Налым находится на севере острова. Туда всех недовольных вилан отправляют.
— Даже уж, голод не тетка, хочешь — не хочешь, а роптать начнешь.
— Ты откуда знаешь⁈ — психанула Рани.
Ну что же, настал и мой черед призраками прошлого делиться.
— У нас тоже неурожайные года случаются. А в один из таких еще и отец на войне был, — я сам не заметил, как начал погружаться в воспоминания, — я, мать и брат голодали сильно. Иной раз по три-четыре дня ничего не ели. Я подлатал старую мордушку и пошел на речку, чтобы хоть ершей наловить. Навара с них мало, мелковаты, но мы и им были рады. Только мордушку по глупости утопил. Веришь-нет, сел на берегу и заплакал от безысходности. Глядь, а там барин местный, ну доллен, по-вашему, со своими знакомыми гуляет. Шатер там поставил, стол с белой скатертью. Они уже поели к тому моменту, сидели в сторонке на гитарках бренчали, музицировали. Я через речку перебрался, тихо метнулся к столу и спер половину каравая. Но — попался. Барин приказал сначала меня розгами сечь… до Луки местным упырям, конечно, далеко, но кожу мне таки попортили. А потом постригли меня в солдаты на и на войну угнали.
— А мать? А братишка?
— С войны вернулся — дом пустой, две стены сгнили, крыша завалилась. Не нашел я, ни маму, ни брата.
— У вас тоже жить страшно.
— Как сказать, мы потихоньку порядок наводим. Барчуков наших поганой метлой погнали.
— Наших не прогонишь! — с горечью произнесла Рани.
— Поглядим, — уклончиво ответил я.
Местные кровососы ничуть не лучше наших были. Следовательно, и поступать с ними стоило как с бешеными собаками.
На лестнице, ведущей в трехэтажный особняк, суетилась челядь. Горшки с похожими на пальмы растениями выносили, дорожку ковровую начищали. Стоило нам подойти к ее подножию, как суета сама собою стихла. Дворовые смотрели на смелую девушку, ведущую опасного преступника, с открытыми ртами.
Кто-то из уже сбегал внутрь и предупредил о нашем появлении, поэтому встречать нас вышел никто иной, как главный надсмотрщик Лука. Он остановился наверху, нетерпеливо похлопывая себя кнутом по голенищу сапога. И сделал жест, приказывая нам подняться.
— Господин Лука, я привела к вам этого…
— Откуда ты знаешь, что я его ищу? — Луку было сложнее обмануть. Это тебе не сторож у ворот.
— К нам заезжал Гундар…
— Где он сейчас? — продолжил допрос Лука.
— Не знаю. Господин доллен отправился искать этого, — Рани кивнула на меня, — а он сам к нам пришел.
— Ты привела его и что ты хочешь взамен?
— Ну не знаю. Награду, — пожала плечами девушка, — зерно… или золото?
— Золото, — повторил за ней надсмотрщик, — золото.
Он начал медленно спускаться к нам навстречу.
— Ты же внучка Микаля-знахаря?
— Да, господин Лука.
— Тогда объясни мне вот какой момент — к нам прибежал гонец и сказал, что Микаль прячет беглого где-то в лесу. И где прячет — говорить не хочет. Скажи мне, кто врет? Гонец? Или… ты?
Лука упивался своей властью. Считал себя умным, жестоким и внушающим ужас. Отчасти оно так и было — Рина остолбенела, вилы опустила и глядела на Луку, как кролик на удава. Он же заметил ее растерянность. И продолжил давить.
— Я знаю, как мы поступим. Я тебя выпорю. И между третьим и четвертым ударом, ты мне расскажешь правду, — он двинул рукой, кнут размотался по ступеням лестницы.
Меня тоже когда-то пугал вид плетки. Лет в десять, а может и в двенадцать. Но с тех пор прошло много времени. Я развернулся и выхватил вилы из рук оторопевшей девушки.
— Ты можешь только женщин бить⁈
Если Лука и испугался, то вида он не подал.
— Почему же, тебя я лупил только вчера, — хищно улыбнулся Лука.
— Вчера я был связан, — в ответ улыбнулся я.
Кнут оружие дистанционное, чтобы ему эффективно противостоять, мне требовалось быстро сблизиться. Что я и сделал, шустро перебирая ногами по ступеням. Щелчок кнута, плечо обожгло болью. А Лука не только языком умел молоть, он был быстр и чертовски опасен! Двигался надсмотрщик как кот, пригибаясь и ловко шагая. Молниеносное движение рукой, и он снова попал почти в ту же точку! Левая рука онемела, этот гаденыш пытался меня обезвредить прежде, чем я до него доберусь.
— Щекотно, — оскалился я, — твоей плеткой только детей наказывать. Настоящая боль бывает от пули…
— Пули… о чем ты говоришь⁈
Мне удалось его чуть-чуть отвлечь, его следующий удар я поймал на зубья вил. Он было отдернул кнут, но не успел. Прокрутив древко, я намотал гибкий кожаный шнур на зубья, остальное за меня сделала заточка, порезавшая шнур на небольшие ремешки.