— Пущай идет на улакшу. Выдадут.
— Вооот, хорошо. И нам тоже ревизию надо сделать.
— Ре… что? — Лукорья не поняла, о чем я говорю.
— Осмотр владений, — уточнил я, — ну что, пошли смотреть закрома?
Дом ожил. По нему сновали дворовые. Живые люди вели себя как тени. Они старались на меня не обращать никакого внимания, я тоже к ним особо не приглядывался. Пускай пока Лукорья ими командует, с чем кстати, старушка справлялась на «отлично» — слуги носились как ошпаренные, прибирая тот бардак, который мы сражаясь развели со старым долленом.
— Если вам что-то нужно, товарищ Георгий, то обращайтесь не к слугам, а ко мне, — предупредила меня Лукорья, ведя нас за собой в подвал.
— Почему?
— Потому что у нас так заведено. Да и вилане робеют, когда вы обращаетесь к ним напрямую. Могут чего и напутать, — старушка долго выбирала ключ на связке. Наконец нашла нужный и открыла дверь в подвал, — прошу.
С самого порога мне захотелось есть. И желудок заурчал, и слюна чуть на подбородок не побежала. Запахи в подвале стояли такие, что мне захотелось попросить Лукорью срочно накрывать обед. И сразу же полдник.
Старушка зажгла лампу и подняла ее повыше, освещая содержимое кладовой. Пламя масляной лампады не смогло осветить весь подвал, но и части увиденного мне хватило, чтобы присвистнуть от удивления.
— Это ж сколько здесь добра? — выдохнула Рани.
— Надолго, — ответила Лукорья, еще выше поднимая светильник.
Мне такого великолепия еще ни разу не доводилось видеть. Копченные целиковые туши соседствовали с гроздьями сосисок и колбас. На уходящих в темноту рядах выстроились глиняные горшки и кувшины, на полках лежали головки сыра и завернутые в хост куски неизвестно чего. Над ними висели веники из трав, которые и дополняли тот дурманящий разум запах своими ароматами. Ближе всего ко входу висели диковинные розовые коренья, завитые в спираль.
— У меня сейчас обморок будет! — заявила девушка, — я из этого всего только кортут ем!
Она показала на корни.
— Так пища наша такая виланская — кортут на завтрак, кортут на обед, — печально заметила Лукорья.
— Что еще за кортут? — я потрогал корни. Высохшие, почти невесомые, под пальцами начинали крошится.
— Так им у нас почти все поля засеяны. Как из земли достанешь, можно сырой грызть, — Рани пояснила мне всю прелесть корневищ, — высохшие перемалывают, из этой муки лепешки пекут. А самый вкусный кортут — запеченный на углях. Он жирный такой и сладкий!
Понятно, передо мной висел источник дохода поместья и по совместительству основная пища простого народа.
— А копчения или колбасы, вам что, барин не дает?
— Раз в год, на вечерню Лимы. И то по маленькому кусочку, — вздохнула Рани. На девушку было страшно смотреть, вот-вот и действительно в обморок упадет.
— Значит, слушай мой первый барский указ — выдать сегодня в честь моего воцарения по палке колбасы и головке сыра. В каждое хозяйство…
— По миру пойдем, — всплеснула руками Лукорья.
— Сколько у нас всего семей?
— Дык за сотню!
— А душ?
— Дык за шестьсот!
— Ладно, тогда ограничимся сыром. Колбасу будем выдавать за особые заслуги, — я немного поумерил свои аппетиты, — найдется с кем снедь по домам раскидать?
— Товарищ Георгий, за сыром они сами прибегут.
— Не надо сами, нам здесь толпы голодных вилан ни к чему. Так, что у нас еще имеется? Мебель и прочая утварь меня не интересует. Давай посмотрим на то, что в оборот можно пустить.
— Ой мамочки! — вдруг схватила меня за руку Рани, — это что?
Из темноты на нас вышло странное существо. Маленький белесый дракончик с подрезанный правым крылом и серыми глазами, которые затянула мутная пленка. Существо втянуло воздух и потеряло к нам всякий интерес.
— Это еще кто такой⁈
— Пещерный слепень. Мы держим их здесь, чтобы не дать расплодиться крулям, — Лукерья объяснила необходимость в дракончике.
— Ну да, крулей только допусти до съестного, все выжрут, — согласилась с ней Рани.
Следующая сокровищница находилась за небольшой дверью в личных покоях старого доллена. И спрятана она от чужих глаз самым прозаическим способом — за картиной! На ней был запечатлен сам барин, в стародавние времена, когда он был еще молод и красив. Восседал он на Булате и в руках держал острую сабельку. У всех мелких дворян, наверное, есть бзик на подобных батальных полотнах.
Картина отъехала в сторону, открыв нашему взору дверцу, больше подходящую размерами какому-нибудь гному, а не человеку.
— Открывайте, — отошла назад Лукорья.