— Согласен?
— Согласен.
— Согласна?
— Согласна.
На все, что мне дала судьба в виде обворожительного герра Вампира. Как смешно! И вот я улыбаюсь сквозь слезы, которыми блестят глаза — пусть все думают, что невеста плачет от счастья, и только жених знает причину слез избранницы…
— Ты тоже думала, что он как-то проявит себя сегодня? — спросил Пабло, когда прием, который мы устроили во дворе монастыря подходил к концу.
Я промолчала — зачем отвечать на вопрос, ответ на который очевиден и мне, и моему мужу. Мужу… Я посмотрела сначала на руку, на которой сверкали теперь два кольца, и бриллианты соперничали в блеске с камнями колье, и потом только в горящие глаза мужчины, с которым у меня теперь была общей не только постель, но и фамилия. Да, почти забыла: еще и работа, и жизнь.
— Я верю, что он наблюдает за нами и обязательно придет на помощь, когда мы действительно перестанем справляться, — Пабло потянулся ко мне губами, но так и не поцеловал, точно действительно устыдился невидимого Альберта. — Но мы справимся сами. Я в нас верю.
— Я тоже, — отвела я глаза, чтобы муж не прочитал в них совсем иной ответ.
Одной веры мало. Да и веры во мне действительно мало, чтобы победа действительно снизошла к Виктории. Пока я «Вики» и не только в устах Пабло, но и по жизни: еще маленькая неоперившаяся вилья, но я еще станцую свой танец, похоронив под тяжелыми надгробными плитами все сомнения, неудачи и любовь к другому мужчине, который даже не был мужчиной, не был человеком, не был реальностью. А этот осязаем, горяч и очень хочет, чтобы мы были счастливы. Один шаг с моей стороны и…
Мы уже кружимся в танце, хотя и понимаем, что оскверняем своим приземленным счастьем святое место. Хотя святость не в камнях, она в людях, в их душах — и сейчас, в полете, наши с Пабло души чисты аки у агнца и горлицы божьих. Ведь мы призваны нести в мир добро. А добро всегда идет под руку со злом. Той страшной силой, которая порой может быть очень добра к людям.
Люди в лице гостей тоже должны проявить к нам милость и отпустить. Для всех мы остаёмся в шикарном номере деревенского отеля, но для себя — ищем уединение на реке. Сбросив красивые свадебные одежды, набросив на бренные тела будничные обноски нашего века, по тихим улочкам, неприметные, проходим мы мимо стен аббатства, за которыми уже убрали все следы нашей свадьбы. Мы уничтожим сейчас последние — костюм жениха и платье невесты зажаты в руках, у каждого свой пакет и своя рука: мужская и женская.
Прошло полгода. Всего шесть месяцев. Нет, минула, наверное, целая вечность. И все же Пабло спокойно отыскал место старого костра, чтобы развести новый. Увы, рядом не было машины, чтобы спрятаться. Да и куда убежишь… От себя.
— Ты первая…
Пабло смотрел на меня исподлобья: так же прямо и жестоко, как в номере, когда не подошёл, чтобы помочь расстегнуть на платье пуговицу. Каждый за себя. Да, он прав. Это последние минуты нашей свободы — потом мы станем единым целым — муж и жена — на века. Или век. Или полвека? Надеюсь, мы проживём под одной крышей хотя бы четверть столетия.
Я опустилась на колени, не уверенная, что удержусь вприсядку, и достала из пакета платье, чтобы разложить его по земле. Лишь мгновение задержав на белоснежной ткани взгляд, я поднялась и отступила, пропуская вперед Пабло, костюм которого уже висел на руке и поэтому очень быстро лег поверх свадебного платья.
Теперь мой муж полез в карман за зажигательной жидкостью, чтобы костер запылал без всяких дров. Через минуту мы уже стояли от огня на безопасном расстоянии, но не сводили с него глаз, и пальцы нашли друг друга на ощупь: рукопожатие вышло крепким и почти что дружеским.
Я помнила, как вчера, костер, в котором сгорели последние человеческие воспоминания об Альберте. Мы тоже сжигали сейчас одежду двух умерших людей. Мы родились заново под звуки свадебного марша, став по-настоящему парой. Возможно даже, что Альберт водил по клавишам руки обычного органиста, настолько прекрасной была музыка, или в наших ушах до последнего вздоха будет звучать музыкальное прощание бессмертного пианиста, который оказался смертен.
Не выдержав яркости пламени и боли воспоминаний, я отвернулась, но Пабло так крепко держал меня за руку, что отойти я смогла всего на шаг. Муж не двинулся с места. Если ему и было больно, то он держал боль в себе. Мне бы поступить также, но я женщина, я не могу и не хочу тягаться с ним в мужской силе.