Дальше Джан Хаен показывал мне иллюзии других континентов. Из его кратких рассказов следовало, что там везде живут только дикари и варвары! И очень быстро я понял, что все цивилизованные люди живут только на нашем континенте, на Вимане!..
А в конце разговора он по моей просьбе сделал магическое зеркало. Лучше бы я об этом не просил! Ибо в зеркале я увидел типичного азиата! С узкими и слегка раскосыми глазами, со смуглой от загара кожей слегка желтоватого оттенка и выгоревшими до светло-рыжего оттенка волосами. И хотя я ни разу не расист, но оказаться в теле азиата было, мягко говоря, непривычно… Тем более что мысленно я уже считал себя «вятичем», то есть русским, а тут такой сюрприз!..
Через несколько дней меня «переселили» из палаты в комнату напротив. Лично я в этом смысла не видел, но маги почему-то считали, что в комнатах с правой стороны коридора палаты для больных, а слева для сотрудников и гостей. Этакий местечковый фэн-шуй.
От физры совсем меня не освободили, но изменили общие занятия гимнастикой на индивидуальные тренировки. Просто потому, что все остальные продолжали развиваться как будущие маги воздуха, а я уже стал природным магом эфира, и моя аура формировалась иначе. Я даже плавал в озере в другое время.
Впрочем, в общие бараки я и сам не стремился, прекрасно зная из воспоминаний Самара, что все подростки там разделены на свои «внутренние касты»: воров, бандитов и бродяг. И хотя откровенного беспредела наставники не допускают, но поставить подножку или ударить сзади по почкам во время пробежки считается обычным делом. А во время купания в озере конкурента из другой касты могут и слегка притопить, само собой не до смерти, а только, чтоб слегка водички нахлебался…
Озеро Бахчинка притоков не имело и наполнялось за счет мощных подводных ключей, и видимо по этой причине вода была ледяной. Рыбу местные жители там не ловили, считая это глупостью.
- Вода холодная, рыба мелкая и костлявая! За рыбой лучше на Курчинку ехать. Там и вода теплая и рыба крупная! – объяснил мне один из подростков, работающих в лазарете.
- А Курчинка это озеро или река? Далеко? – тут же спросил я.
- А тебе какая разница? – паренек прищурился, - Сбежать хочешь? А когда тебя поймают, скажешь, что это я тебе маршрут побега подсказал? Шпион!..
Всего в лазарете работало на мелких хозяйственных работах пятеро таких деревенских пареньков. Имена свои назвать мне они отказались, скорчив презрительные рожи. При этом один из них пробормотал себе под нос что-то вроде:
- Надо будет сказать Мастеру, что этот шпион выясняет имена сотрудников лазарета...
Вечером я рассказал об этой ситуации Джану, он посмеялся и посоветовал прекратить вообще все разговоры. Хотя я и так почти ни с кем не разговаривал. Взрослые меня «не замечали», а сверстники избегали. Я вообще в местном обществе со своей «шпионской» статьей оказался не ко двору! Верховодили здесь «бродяги», то есть малолетки, попавшие в тюрьму за бродяжничество. Чуть ниже по статусу считались «бандиты», в основном это были подростки члены лесных банд, грабившие торговые караваны. Самой слабой кастой малолеток были «городские воры». И в этом крошечном и тесном обществе «порядочных уголовников» для «шпионов» места не было, так как шпионы считались не уголовниками, а военными преступниками! И меня должны были отправить в тюрьму для военных, а отправили сюда. Толи документы перепутали, толи еще, что… Как говорится: тайна сия велика есть…
Вот Самар и не выдержал такого круглосуточного психологического давления «приличного общества». Я бы выдержал, но я-то уже взрослый и к тому, же выросший в Советском Союзе. Переживший бандитские разборки девяностых и прочие удовольствия. У меня хотя бы детство было счастливое, а у него и этого не было. Вот он и не захотел оставшуюся жизнь жить парией в коллективе уголовников. Повесится или утопится ему бы не дали, и он начал голодовку…
В лазарете работало всего пять взрослых магов жизни. Работали они по какому-то непонятному для меня графику. Появляясь здесь, только если кто-то из малолетних преступников получал травму. Все остальное время маги проводили в своей части деревни. При случайных встречах жизнюки смотрели на меня свысока, и отвечать на мои вопросы считали ниже своего достоинства.