Нервы, подстегнутые кофенилом, были накалены до предела, мне было так плохо, как будто меня давила огромная каменная плита, но вдруг пришедшую в голову мысль о самоубийстве я, подумав, отверг.
Реальность. Когда тебе становится плохо, ты видишь, что может быть еще хуже, и успокаиваешься...
Слишком длинно.
Реальность. Дискомфорт - понятие относительное.
Музыка? К черту музыку. Гул крови в ногах - я просто слышу его. Вот такая музыка.
Умереть без посторонней помощи, наверное, очень сложно. Надо настолько не желать жить, чтобы перестать бояться смерти. Но что же это такое внутри нас, что так сильно цепляется за жизнь?
Смог бы я убить себя? Как бы ни было неприятно, тягостно и страшно мое нынешнее существование, но я предпочитал жить так, чем умереть.
Кажется, я начинал привыкать.
В любом случае, мне еще было на что надеяться.
В конце концов, не может быть, чтобы уПор не обнаружил мою пропажу. Скорее всего, они предпримут операцию по моему освобождению прямо здесь, на открытом пространстве. Нас окружат флай-боты, террористов расстреляют усыпляющими капсулами... и меня отвезут домой. Нет, сначала на курс реабилитации в клинику, а потом домой. Домой, в уютную прохладу технофлешки, туда, где кондишен и кухонный комбайн, и открытые во все стороны врата Сети.
От этих мыслей мурашки пробежали у меня по спине, и я содрогнулся.
Господи, как я буду рад, когда это случится. А это случится, обязательно, и... наверное, я стану героем новостей... сенсация... у меня будут брать интервью...
Но где же уПор? Почему он не освобождает меня? Чем заняты все эти мудрые добрые офицеры, которые следили за мной в мегаполисе, оберегая от опасной, по их мнению, информации о терроризме? Чем заняты они сейчас, когда я терплю такие мучения в лапах самых настоящих террористов?
Однако странные люди - эти террористы. Чего же они хотят? Почему они добровольно отказываются от таких, особенно желанных сейчас, удобств мегаполиса, обрегая себя на страдания и пытки блужданий по заброшенной природе?
Сумасшедшие. Иного объяснения нет. И путанные рассуждения, в которые периодически пускается их предводитель, это подтверждают.
Наконец солнце коснулось края горизонта, окрасив все вокруг в розовато-золотые тона, и перестало жечь, воздух стал прохладным. Террористы начали искать место для привала, оглядывая окрестности в поисках удобного уголка.
Я надеялся, что это последний привал на сегодня.
Наконец-то Грей скомандовал, указывая рукой на берег реки:
- Здесь! Отдыхаем до полуночи, и идем дальше!
Вы чувствуете постоянное неудовлетворение, вам не хватает ощущений?
Станьте заложником террористической организации, и вы надолго забудете об этом!
Сегодня точно последний день моей жизни, думал я, и жадно пил теплую воду из фляжки, глядя на окружающий пейзаж.
Мы находились в редколесье на повороте большой реки. Берег, высотой метра два-три, круто обрывался к воде. Дерево, под которым Грей развел костер, стояло на самом краю, и корни змеиной путаницей тянулись к реке, словно желая напиться.
- Сходи набери воду! - бодро крикнул мне Антон, протягивая канистру.
Я нерешительно посмотрел с берега вниз. И как он, интересно, представляет, что я отсюда спущусь.
- А, баба, - Антон сплюнул и полез вниз сам, быстро работая руками и ногами, цепляясь за корни и съезжая на крутом склоне.
Как ни странно, ему удалось благополучно спуститься вниз и вскоре подняться с полной канистрой.
Я отвернулся от него, разглядывая окрестности.
Террористы занимались своими делами, не обращая на меня внимания. Антон качал воду через фильтр-насос и неуклюже шутил, Грей изучал карту, девушки готовили ужин возле разгорающегося костра.
Они обращались друг к другу, я сидел в стороне. Они были похожи на четыре планеты с солнцем-костром в центре. А я - потерянный в космосе одинокий корабль, тоскливый и заброшенный «летучий голландец».
На мгновение я почувствовал острую зависть. В этом безлюдном океане хаоса, посреди дикой заброшенной природы они были друг для друга надежным островом - четыре отпетых негодяя, четыре сумасшедших единомышленника. И как они умудрились найти друг друга?
Когда наконец утихла жажда, на меня набросился голод - отчаянный, раздирающий внутренности, сводящий с ума. Такого я не испытывал никогда в своей жизни. Мне чудилось, что я умираю.
Девушки сварили рисовую кашу с рыбами, которых поймал Грей - какие-то обрывки белого мяса пополам с тонкими костями. Этот запах кружил голову, я смотрел на реку, поблескивавшую в лучах заката, и думал только о том, когда позовут есть.