Я смотрел, как течение реки несет палку к прибрежным камышам, и ждал, когда она застрянет в них.
- Мы идем. У нас есть цель. И это хорошо.
- И долго еще идти? - сварливо отозвался Антон. - Через пару месяцев начнется зима.
- Построим дом, - флегматично ответила Мира.
С таким голосом неважно, что говорить - все равно тебя будут слушать, затаив дыхание.
- Здорово! - Саша резко села, глядя на Миру горящими глазами. - Деревянный.
- Боюсь, придется начать с землянки, - возразила Мира. - Сразу построить деревянный дом у нас вряд ли получится. Это сложно.
- И вдобавок вокруг ни одного подходящего дерева, - снова проворчал Антон. - Все маленькие да кривые.
- Почему? - Мира повернулась к нему. - Сосны.
- Из сосны не строят. Нужен дуб.
- Антон, - Грей наконец вздохнул. - Хватит ныть. Убежище есть. Это точно. Я видел фотографии. Если у тебя плохое настроение, или хочется жрать, или еще что-то, не надо портить его другим. Хлебни из своей канистры и пошли дальше.
- Почему из сосны не строят? - возразила Мира. - Еще как строят. Вот увидишь.
- К тому же, - Саша встала и накинула лямку на плечо, - зима будет теплая.
Иногда, на привалах, когда силы возвращались ко мне настолько, чтобы хотеть чего-нибудь еще кроме того, чтобы просто рухнуть на землю, я исподволь разглядывал наших девушек.
Мира, конечно, была красивее Саши - высокая, статная, гибкая и сильная, она обладала грацией скаковых лошадей. Неторопливая в покое и порывистая в движении.
Саша была слишком худенькой и маленькой, чтобы соперничать с Мирой. Но у нее было свое очарование. И ее характер мне был понятнее и ближе, чем флегматично-уверенное спокойствие Миры. Несмотря на резкость, временами доходившую до грубости, Саша была искренней и простой. Возможно, ее твердость и горячая агрессивность еще больше располагали меня, потому что мне самому этого недоставало.
Я чувствовал, что под грубоватой оболочкой бьется горячее и доброе сердце.
Мне нравилось слушать, как она смеется - звонким и зажигательным, почти детским смехом, закрывая лицо руками. Смеялась она часто. Когда у нее было хорошее настроение - почти по любому поводу.
У нее были изящные руки. Один раз, когда она сняла сапоги и меняла обмотки на ногах, - я увидел ее маленькую, такую же изящную ножку.
Она переобувалась, я подглядывал и думал - как странно, еще совсем недавно я боялся этих мыслей, боялся этих чувств, в наказание за которые Лэп начинал навязчиво советовать мне вызов медбота. А здесь - никем не контролируемое пространство свободы, в котором я могу делать все, что мне захочется, без всякого риска. Я смотрел на Сашу, и странные, незнакомые чувства пробуждались где-то в глубине моего сердца, так же, как разгорался неспешно разжигаемый Антоном вечерний костер...
Что касается Грея... Поначалу я думал, что он слишком погружен в свои бредовые идеи и вообще лишен интереса к противоположному полу - пока не узнал, кто скрывался под прозвищем «Пау». Но как-то раз я случайно увидел ее, взглянув Грею через плечо, когда у него был очередной сеанс связи с «центром».
На маленьком экране я разглядел лишь большие черные глаза, узкий подбородок и выпукло очерченные губы, с которых в адрес Грея срывались какие-то упреки. Судя по тону разговора, они были достаточно близки.
Понемногу, из обрывков разговоров на привалах, из случайных замечаний и вопросов, которыми они обменивались на ходу, я узнавал их все больше и больше.
К моему удивлению, они не принадлежали к поколению Инкубатора, как я, хотя Антон был старше меня всего на два года, а Саша и Мира даже моложе.
Более того, они говорили так:
- Никакого Инкубатора не существует. «Лайф Стар» - это вранье и выкачивание денег.
- Человечество начало вымирать, не успев научиться делать полноценных клонов, - говорит Грей, и от этого треша у меня мозги встают набок. - Система отняла у людей стремление к самовоспроизводству, но не смогла его выработать в самой себе. Это значит, что нам конец.
Во всяком случае, они знали своих отцов и матерей, они уверенно говорили о них и вспоминали эпизоды из жизни, и это возбуждало во мне легкую зависть, хотя, наверное, завидовать тут было нечему. Но меня задевало хотя бы то, что они так много помнили о своем детстве - я же не помнил о нем ничего, кроме коридоров Инкубатора, постоянного обучения и психотренингов.
Как это может быть?
Отец Грея был английский фермер, приехавший в Россию на закате национального государства, незадолго до объединения с Европейским Союзом. Судя по всему, он был изрядным идеалистом, увидевшим в России возможность реализовать свои представления о том, каким мир может быть, если немного поднапрячься. Он приехал в полузаброшенное село, построил на свои средства то ли храм, то ли место для молений, женился на местной женщине, русской крестьянке, и родил с ней троих детей, из которых двое, вкусив во время учебы жизни в мегаполисе, вернулись обратно в Европу, а самый младший - Айвон - остался и жил с ними, пока ему не исполнилось десять лет.