По следам Бога
Ходьба на фоне философствований Грея была основным содержанием моей жизни - по траве, по лесам и перелескам, вдоль берегов ручьев и рек, по зарастающим деревьями полям.
Ходить было тяжело. Я просто поверить не мог Айвону, утверждавшему, что так ходило человечество основную часть своей истории - ну ведь просто ноги выворачиваются на каждом шагу, увязая в траве, взбираясь на подъемы и спускаясь вниз, зацепляясь за ветки и кочки!
Ходьба забирала массу энергии и сил - и телесных, и душевных.
Это была работа - для глаз, для ума, для ног, для всего тела.
На второй день похода Антон научил меня делать обмотки - он достал бесформенную белую тряпку, как потом выяснилось - бывшую простыню, оторвал от нее один длинный лоскут шириной в три-четыре пальца и объяснил, как обматывать вокруг ноги. С этого момента я хотя бы перестал натирать ноги, и теперь меня с утра до вечера беспокоила только боль в мышцах.
Мы шли по зоне заброшенных деревень, Грей говорил мне ее название, но оно вылетело из памяти - какое-то «нечерноземелье». Когда-то здесь были небольшие поселки, примерно от пяти до пятидесяти домов каждый, разделенные перелесками и полями и соединенные грунтовыми дорогами. Лет двести назад они начали вымирать - активное население переселялось в города. И уже лет пятьдесят назад эта местность была окончательно заброшена.
Покосившиеся от времени столбы с обрывками проводов стояли по краям дорог, еле угадывавшихся под покровом растительности.
Слепые глазницы выбитых окон. Деревья, растущие на провалившихся крышах.
Глядя на свою карту, Грей вел нас по этим дорогам. По его словам, пройти лесами было просто невозможно, поэтому приходилось делать крюки и даже круги. Почти каждый день мы проходили через руины деревень.
Груды заросших травой бревен. Проржавевшие насквозь остовы старинных машин. Зияющие проемы окон и дверей кирпичных домов.
Старинные храмы, заброшенные, таинственные и пугающие.
Грей не пропускал ни одного, иногда сворачивая в сторону едва видневшейся покосившейся башни - колокольни.
Заходя в храм, он каждый раз внимательно изучал его. Мы шли следом, глазея и на храм, и на Айвона.
В какой-то раз мое любопытство достигает предела.
- Грей! Я никак не пойму, что ты ищешь.
- Что я ищу? - переспрашивает он. - Точно не знаю. Следы. Следы невидимого.
- Невидимого чего?
- Духовной жизни.
Я недоумеваю.
- Что это такое?
Мира смеется и отвечает вместо Грея.
- Раскаяние. Молитва. Восторг. Когда-то эти чувства испытывали здесь.
Мне становится неловко слушать такие странные, абсурдные мысли, я выхожу из руин и смотрю на небо.
Я смотрю по сторонам и вновь представляю, как десятки лет назад тут кипела жизнь. Ходили люди, мужчины и женщины, ездили вот эти старинные машины... наверное, еще новые и сверкающие краской... раздавались голоса... играла старинная музыка...
Теперь только шум наших шагов оживлял теперь это безмолвие.
Только щебет птиц на деревьях и стрекот сверчков.
Только отдаленный лай собаковолков.
- Смотри! - кричит Мира. - Айв, иди сюда!
Она забралась на вершину кучи обломков и разглядывает стену.
Айвон забирается к ней.
- Это фреска. Глаз. Наверное, тут был изображен какой-то святой.
Заинтригованный, я подхожу ближе. За их спинами ничего не видно, остается только догадываться.
- Смотри, такой большой, да? Огромный. Черный.
- Ну, на них же смотрели издалека. К тому же, когда все это было, здесь не было электрических ламп. Горели свечи. Все было в полумраке.
Теперь и Эн залез, обломки сыпались вниз под его мощными шагами.
- Так здорово! - восхищенно воскликнула Мира. - Представляешь, сто лет, или сколько? - назад тут была фреска, и люди смотрели вот на эту поверхность, в эти глаза.
- В этот глаз, - с фырканьем поправил Антон, и Мира с раздражением отмахнулась от него:
- ...в эти глаза, и мы сейчас тоже смотрим в них, а между нами - столько потерянных лет...
Она замолчала. Грей рассматривал стену, Антон ковырял ее пальцем.
- Вот же слоны, столпились... - проворчала Саша, глядя на троицу наверху кучи обломков. - Слезайте уже, дайте посмотреть!
Островок сохранившейся фрески был окружен океаном оголенного камня. Огромный глаз с расширенным зрачком, кусочек брови и кусочек носа образовывали причудливую карту этого острова. Но глаз вперялся прямо в меня, словно пытаясь что-то сказать, или даже требуя.
От этого взгляда мне стало не по себе.
«Ох уж эти древние темные культы», мысленно посмеялся я и ушел прочь.
Но долго еще одноглазый взгляд возникал перед моим воображением, пока один раз у костра я не поделился этим впечатлением с Сашей.