— Живые кто есть?
— Есть, есть, — радостно отозвалась мать, — раздевайся, проходи… Сейчас ужинать будем. — И голос Маши заглушил треск вылитой на сковороду смеси яйца и сливок.
Михаил радостно прокричал уже из ванной:
— Я сейчас, только душ приму. Лето настоящее пришло.
Мать и сын сидели за столом в гостиной. Шкворчала сковорода с рыбой, покрытой зарумянившейся корочкой. Михаил перекладывал содержимое сковороды на свою тарелку, а мать, не отрывая глаз, влюбленно смотрела на сына и ждала того главного рассказа, ради которого он приехал. Но пока он расспрашивал об отце, о том, что говорит лечащий врач.
— Да не говорит он ничего определенного, — неожиданно раздражаясь, отозвалась мать, и тот страх и тревога, которые мучили все это время, вдруг опять обступили ее. Михаил тут же уловил настроение матери и кинулся спасать положение.
— Не говорит, потому что с отцом еще ничего не ясно, — сказал он как можно спокойнее. Его степенность должна была успокаивающе действовать на мать. Принимаясь за голову карпа, Михаил продолжал: — Но батя наш мужик крепкий. Он мне так сжал руку, когда я уходил от него. Он пересилит…
— Да, конечно, — дрогнувшим голосом отозвалась мать, — он все перетерпит… Но такого с ним не было никогда — аж светится, так исхудал…
— А чего же ты хочешь? Так тряхнуло, — смачно обсасывая косточку за косточкой, говорил Михаил, — тут исхудаешь… — И разговор оборвался, будто натолкнулся на непреодолимое препятствие. Мать продолжала неотрывно смотреть на сына, пододвигая ему то салат, то помидоры с огурцами, то острые и пряные специи, которые она всегда держала для сына в доме. Пристрастился он к ним, живя на Востоке, и теперь не садился за стол без этих «погонял», как в шутку называл их отец.
Насытившись, Михаил отодвинул тарелку и, когда мать рванулась налить ему в чашку компот, он придержал ее за руку.
— Дай перевести дух, — и опять умолк, а мать увидела, что он действительно собирается с духом, чтобы начать серьезный разговор, да все никак не решится.
— Дома-то как? — робко отозвалась она и тут же, чтобы сын не подумал, что спрашивает о Наташе, добавила: — Антону в лагере нравится?
— Да лагерь-то в городе. Та же школа, только без уроков…
— Зато присмотрят и накормят.
И вновь оба умолкли, понимая, что каждый ждет другого разговора.
И наконец Михаил решился:
— У меня, мать, дела на заводе круто завертелись.
Мать удивленно посмотрела на сына. Она явно ждала не этого разговора и пока не знала, как ей быть — радоваться или пугаться этому повороту.
— Тут надо бы с отцом посоветоваться, да к нему сейчас пока рано с этим. Ты не бойся, — заметив тревогу в лице матери, поспешил успокоить сын. — Ничего страшного, но завертелось все лихо. Неделю волынка идет, и еще неизвестно, чем кончится.
— Не тяни, Миша… — все больше тревожась, прошептала мать.
— Ты знаешь, мы поставляем машины на экспорт. И есть на заводе такая премия.
— Да, слышала. И про премию ты говорил.
— Так вот. Ее получают все цехи, которые участвуют в выпуске экспортной продукции. Завязана на ней и моя смена. Конец квартала. В нашем сборочном обычный штурм. Начальство жмет, чтобы план закрыть. Детали машин еще на станках крутятся, а у нас они уже по сборке проходят. Такая свистопляска каждый месяц. Идут сверхурочные, третьи смены, и все равно не укладываемся к тридцатому и тридцать первому. Нужно и тридцать второе и тридцать пятое… Вся декада следующего месяца уходит на сокрытие недоделок выполненного плана. По документам наши машины отгружены тридцатого, на самом деле они в сборочном на монтажных стендах доводятся.
— А как же железная дорога? Они же принимают…
— Да так и принимают. Сдача происходит у нас на заводе. Наши заводские железнодорожники с министерскими вот так. — Михаил переплел пальцы рук, видимо показывая этим жестом, как работают транспортники. — А тут выпала отгрузка экспортной машины на мою смену и какой-то там у них раздрай вышел. Вижу, не подписывают железнодорожники накладные по отгрузке. Премия наша летит, да что наша — всего завода. Прибежал в цех начальник производства, за ним главный инженер, мой дружок Сергей Коржов. Переполох. Как так, спрашивают у начальника ОТК, а он днюет и ночует у нас. Разводит руками и показывает на меня. А у машины той только еще станину на монтажную площадку поставили. Нам неделю нужно, чтобы собрать ее да испытания провести. Да и то, если узлы все готовы в сборе, а я знаю, что с ними еще в механических цехах работяги пластаются. И зло меня такое взяло. Смотрю на Серегу и кричу: «А ты что, не видишь! Чего спрашиваешь?» А он будто не слышит и не видит. Жмет на начальника цеха и начальника ОТК.