Но особенно хвалит майор 86-й стрелковый полк этой дивизии, рассказывает о последних боях полка, называет фамилию его командира Чурмаева, и она звучит у него, как раскат грома.
— Гвардии полковник Чур-р-рмаев приказал… Чур-р-рмаев вывел орлов-гвардейцев…
Мне захотелось в эту часть, где воюют орлы-гвардейцы. Но майор берет не всех. Он идет вдоль шеренг, останавливается перед бойцами, задает вопросы некоторым и шагает дальше. Неотрывно слежу за майором, хочу встретиться с ним глазами, а он идет мимо бойцов и всего лишь нескольким солдатам приказал выйти из строя.
Я не свожу глаз с бравого майора и вижу: он, наконец, заметил меня. Подходит, улыбается:
— Ручным пулеметом владеешь?
— Владею! — И добавил: — Хорошо стреляю.
Майор опять улыбнулся и не спросил больше ничего. Видно, все на моем лице было написано.
— Выходи!
И я пошел в центр площади, где уже стояло несколько счастливцев.
А потом были бесконечные переходы и марши к линии фронта и вдоль ее и бои на Курской дуге…
Я пулеметчик. Второй номер в моем расчете — Рахманкул, старше меня лет на десять, по национальности узбек. Война со многими сдружила, но еще с большими развела. Помню, тот мой второй номер крепким мужиком был, как и я, из рабочих, но погиб в этих страшных боях на Курской дуге…
«В походе и игла весит» — говорит пословица, а мы с Рахманкулом, кроме вещмешка, скатки и другого солдатского имущества, тащили еще и пулемет — а весит он восемь килограммов четыреста граммов — и диски с патронами. На отдыхе по команде «Привал!» мы сразу падали на траву и тут же засыпали.
На одном из таких привалов меня избрали комсоргом роты. Это уже перед теми страшными боями было.
— Гвардии рядовой Темин хорошо себя показал на переходах, — сказал командир роты. — Товарищи его уважают. К тому же он москвич, а это как старшее звание в армии…
Проголосовали, и тут же последовала команда комроты подняться и идти дальше, чтобы вечером занять отведенные нам позиции.
— Завтра напишешь короткий протокол собрания, — сказал мне замполит, когда мы уже вышли на позиции. И, прислушиваясь к канонаде на передовой, добавил: — Если будет время.
Времени не было. Я вместе со всеми рыл окопы, оборудовал огневую точку для нашего «ручника» и думал о том, как я должен вести себя теперь, когда стал комсомольским вожаком. Но сколько я ни думал, приходил к одной мысли: наверное, так же, как и раньше, но побольше проявлять заботы о своих товарищах. Им ведь очень тяжело. Были в нашей роте солдаты и моложе меня. Призывали уже двадцать четвертый год.
Ребята спали, а я с командиром все обсуждал мое новое положение в роте. А потом и меня сморило. Кажется, только приложил голову к вещмешку, как тут же пробуждение. Проснулся от страшного грохота. Вскочил, схватил пулемет в руки. Первое впечатление, что на нас сыплются бомбы или снаряды большого калибра. Гляжу во все глаза, но взрывов нет, грохот за нами и впереди. Чуть брезжит рассвет. Поднялась уже вся рота. Разобрались. Из балки и из кустарника на склоне бьет через наши головы артиллерия. Мощь огня такая, что сомнений нет: будем наступать. При залпах орудия так и выпрыгивают из кустарника.
Перекрывая гул все нарастающей канонады, бойцы передали по цепи друг другу команду:
— Завтракать и готовить оружие!
Вижу, старые солдаты не едят, только водицы из фляжек пригубили и занимаются оружием. Мой второй номер объясняет мне:
— Боятся ранения в живот. Брюхо должно пустое быть в бою.
Я улыбнулся и достал из вещмешка сухой паек.
— Ай, ладно, — присел со мною рядом Рахманкул. — Без еды какая жизнь! — И потянулся к своему провианту.
Еще не смолкла артподготовка, а в небе появились наши бомбардировщики. Они летели звеньями, вытянув вперед тяжелые фюзеляжи, будто стремились поскорее достичь цели. Их четко размеренный строй охраняли юркие ястребки. На наших глазах завязался воздушный бой с длинными, как ножи, мессершмиттами. В канонаду на земле и в гул на небе вплетались сухие очереди истребителей, а бомбардировщики, не ломая строя, плыли и плыли над нашими головами в направлении вражеской передовой. И мне показалось, что спокойная уверенность тех, кто сидел за штурвалами, передалась и нам.