Винделор запер дверь, скинул рюкзак на пол с глухим стуком.
— Располагайся, Илай, — бросил он, голос хриплый, но мягкий. — Чувствуй себя как дома.
Илай помрачнел, тень скользнула по лицу. Слово «дом» резануло, как холодный ветер старые раны. Он сбросил пожитки, принялся растапливать печь, молча, сосредоточенно, будто огонь мог прогнать мысли. Винделор осматривал хижину — заглянул под стол, под кровать, распахнул шкаф. Среди одежды притаился арсенал: пара охотничьих ружей, потёртых, но ухоженных, как верные псы.
— Смотри-ка, — губы дрогнули в усмешке. — Охотничий приют.
Илай выглянул из-за печи, присвистнул тихо.
— Почти как оружейка.
Разведя огонь, он вытащил потёртый котелок, сбегал за снегом во двор, поставил его кипятиться. Споткнулся о выступ в полу, присмотрелся — крышка погреба. Откинув её, замер: внизу лежали запасы — вяленое мясо, травы, банки с овощами, консервы, даже салаты, аккуратно сложенные, как сокровища.
— Вин! — крикнул он, голос дрогнул от удивления. — Иди глянь!
Винделор подошёл, заглянул вниз, почесал подбородок.
— Ничего брать не будем, — сказал твёрдо, как приговор.
— Почему? — Илай вскинул брови. — Тут пир можно закатить.
— Если хозяева вернутся, им проще смириться, что мы укрылись, а не обчистили дом.
Илай вздохнул, закрыл погреб, вернулся к печи. Вода булькала, он бросил туда консервов и крупу из «Тридцать первого», запах пошёл простой, но живой. Взгляд скользнул по комнате — всё слишком правильное: вещи на местах, печь чистая, оружие смазано. Не дом, что бросают навсегда. Он шагнул к шкафу, провёл пальцем по краю, посмотрел на Винделора:
— Чувствуешь? Будто хозяин только вышел и вот-вот вернётся.
Сквозь ставни пробивались сумерки, густые, как дым. После ужина метель завыла, бросая снег в окна пригоршнями. Внутри было тепло, тихо: печь отбрасывала мягкий свет, свеча мерцала на столе. Илай штопал плащ, игла мелькала в пальцах по старой привычке, Винделор перебирал патроны, считая с сосредоточенным видом, будто молитву.
— Не люблю зиму, — буркнул Илай, голос низкий, как треск дров. — Холодно и тяжело.
— С этим не поспоришь, — отозвался Винделор, взгляд не отрывался от патронов. — Не лучшее время для странствий.
— Хорошо бы переждать её в укромном уголке, — протянул Илай, мечтательно, но тихо.
— Вот только где его найти? — усмешка мелькнула на губах Винделора. — Пока попадались сомнительные городишки.
— Двадцать седьмой был ничего, — сказал Илай и осёкся, тень прошлого легла на лицо.
Метель выла громче, заглушая печь. Тишина в хижине стала вязкой, почти живой, и вдруг — резкий стук в дверь. Винделор замер, пальцы скользнули к револьверу. Звуки исчезли — даже метель затаилась. Только тиканье часов в углу било по тишине, мерно, как пульс. За дверью шевельнулось — не шаги, не голос, а тяжёлое дыхание. Илай схватил винтовку, метнулся к бочке в углу, укрылся, взял вход на прицел. Они переглянулись без слов — в этом лесу стук мог быть чем угодно. Винделор прижался к стене, вдохнул, рывком распахнул дверь.
В проёме возник силуэт — невысокий, крепкий мужчина в меховой куртке. Ружьё болталось за спиной, в руке качалась тушка зайца. Он шагнул внутрь, и Винделор вынырнул из-за угла, наставив револьвер в висок. Но старик среагировал быстрее: выбил оружие коротким ударом — револьвер улетел в угол со стуком, — затем врезал кулаком в шею. Винделор охнул, осел, хватаясь за горло. Илай нажал на спуск, пуля чиркнула по косяку — старик кувырнулся вперёд, уходя с линии огня, рывком повалил Илая, выбив винтовку. Юноша замер под тяжёлым взглядом охотника.
— Кто такие? — прорычал старик, голос хриплый, как ветер в ветвях. — Что забыли в моём доме?
Илай хлопал глазами, шок сковал язык. Винделор, кашляя, поднимался, опираясь на стену. Оба молчали, осознавая, что недооценили его с первой секунды. Старик отпустил Илая, встал, отряхнул снег.
— Укрылись, значит, — фыркнул он, бросая зайца на стол. — А стволы зачем наставили?
Он подцепил револьвер с пола, сунул за пояс, глянул на Винделора сверху вниз.