Внезапно тишину разорвал волчий вой — резкий, близкий, где-то справа, за стеной деревьев, что редели к краю леса. Илай замер, рука метнулась к винтовке, сердце заколотилось. Винделор остановился, прищурившись, нож уже был в его руке, лезвие блеснуло в слабом свете. Вой повторился, чуть дальше, и тень мелькнула в десяти шагах — серая, быстрая, глаза блеснули в полумраке меж стволов, но тут же ушла в лес, растворяясь в белой мгле. Винделор выдохнул, пар заклубился в воздухе, и он буркнул, убирая нож в ножны:
— Уходят. Добычу нашли, не нас. Пошли, не стой, а то ещё вернутся.
Илай кивнул, винтовка опустилась, но сердце ещё билось в горле, пока они шли дальше. Лес снова затих, оставив за собой лишь шорох снега да эхо воя, растворившееся в ветре, как призрак, что не успел их коснуться. Тропа вывела их к краю леса, где деревья редели, открывая поле — белое, бескрайнее, лежавшее под серым небом, как море, застывшее во льду, с лёгкими волнами сугробов, что ветер гнал по нему. Вдалеке, за полем, проступили очертания Тридцать второго — тёмные стены, низкие башни, дым поднимался тонкими струйками, теряясь в дымке. Город казался живым, но далёким, как сон, что манит, но не обещает.
Илай остановился, глядя на него, и тихо сказал, голос его был полон надежды, что дрожала, как лист на ветру:
— Хотел бы, чтоб там всё было спокойно. Осесть хотя бы до конца зимы. Без драк, без интриг — просто жить, как люди.
Винделор кивнул, глядя на город, снег хрустел под его сапогами, и он ответил, голос ровный, но с тенью тепла, что проступала сквозь усталость:
— Может, и выйдет, Илай. Посмотрим, что там нас ждёт. Пошли, не стой — до заката надо дойти, а то поле ночью холоднее леса.
Они шагнули в поле, лес остался позади, его тени растворились в белом, а Тридцать второй лежал впереди, маня дымом и тишиной, что могла оказаться правдой — или очередной иллюзией в этом суровом мире, где Винделор уже не искал сестру, но всё ещё шёл за обещанием, что дал Илаю.
Глава 12
Глава 12
Стоял тихий зимний день, когда Винделор и Илай, два путника в потёртых плащах, с тяжёлыми рюкзаками за плечами, приблизились к воротам Тридцать второго. Холодный воздух колол кожу, пахнущий ржавым металлом и сырой землёй, а под ногами хрустел снег, смешанный с грязью, издавая влажный, чавкающий звук, словно земля жевала их шаги. Ветер, слабый, но резкий, посвистывал в щелях ржавых ворот, будто старый котёл, что вот-вот треснет. Они остановились у входа. Винделор, постарше, в недоумении потёр затылок, пальцы зацепились за спутанные волосы, слипшиеся от мороза и пота. Илай, младший, разглядывал ворота — массивные, изъеденные коррозией, наспех выкрашенные жёлтой краской, что облупилась пятнами, обнажая серый металл. Эта краска, тусклая и грязная, была жалкой попыткой подражать золотым вратам «Тридцать первого». На створках криво намалёван символ — весы, знакомые по их прошлому городу, но здесь они выглядели уродливо: линии неровные, одна чаша выше другой, будто ребёнок, завидующий чужому мастерству, рисовал их дрожащей рукой. Путники переглянулись, их лица, обветренные и усталые, отражали смесь узнавания и брезгливости.
— Странное чувство, — пробормотал Винделор, его голос, низкий и хриплый от мороза, почти растворился в шорохе ветра. — Как будто вернулся домой, но дом этот — дешёвая подделка, которую стыдно показывать.
Они медленно двинулись к воротам, снег под сапогами скрипел, как старые кости, а из щели в створках за ними следили настороженные глаза — узкие, блестящие, как у крысы, что чует добычу. Металл заскрипел, будто стонал под собственной тяжестью, когда резкий голос стражника прорезал тишину, звеня подозрением:
— Кто такие? Откуда идёте в таких плащах? Рюкзаки добротные — где взяли, а? Не здешние, сразу видно!
Илай шагнул вперёд, снег чавкнул под его сапогами, оставляя чёрный след в грязи. Он заговорил, стараясь держать голос ровным, но мороз щипал горло, и слова вышли слегка надтреснутыми:
— Мы путешественники. Недавно покинули «Тридцать первый», сразу после его падения.
— Падения? — переспросил страж, его голос дрогнул, глаза расширились, сверкнув смесью удивления и зависти. — Какого ещё падения?
— Башня Аласадов рухнула, — ответил Илай, глядя прямо в его узкие глаза, где тлела злоба. — Похоронила город под собой. От него остались одни руины.