Каждый ваш лайк и слово поддержки — это вдохновение для меня. Спасибо, что идёте вместе со мной по этому пути. ***
Глава 6
И 7
Глава 6
Буря бушевала весь день. Снег сыпал за окном густыми хлопьями, ветер завывал, бросая ледяные вихри в стёкла башни Аласадов, что дрожали, будто живые. В комнате, где остановились Винделор и Илай, очаг грел воздух, но холод снаружи проникал сквозь щели, заставляя пламя мигать, как дыхание умирающего зверя. На столе лежала карта Чёрного моря, прижатая ножом и кружкой, её края шевелились от сквозняка. Винделор изучал маршруты, пальцы скользили по перевалам, а Илай складывал вещи в рюкзак — тёплый плащ, консервы, патроны, каждый звук которых отдавался в тишине. Послезавтра их ждал караван, и оба молчали, погружённые в мысли о пути, что ждал впереди, как тень за горизонтом.
Стук в дверь разорвал тишину, резкий, как треск льда. Илай поднял взгляд, Винделор кивнул открыть. На пороге стояла Нэн, плащ покрыт снегом, волосы растрепались, выбившись из-под капюшона. Она стряхнула снег движением плеч и шагнула внутрь, принеся запах мороза — острый, живой.
— Как дела? — спросила она, голос мягкий, но с хрипотцой напряжения.
Илай посмотрел на неё, разочарование кольнуло в груди, как холодный шип. Её торговля с Маркусом стояла перед глазами — сделка, укравшая искру, что он когда-то видел. Но он не отвернулся.
— Нормально, — коротко ответил он, возвращаясь к рюкзаку, пальцы сжали патроны крепче.
Винделор поднял взгляд от карты, глаза блеснули в свете очага.
— Уезжаем послезавтра, — сказал он, кивнув на два билета для каравана и мешок с монетами Аласадов у стены, лежавший, как молчаливое обещание. — К Чёрному морю.
Нэн кивнула, сбросив плащ на стул, ткань шуршала, как сухая трава. Она подошла к столу, глаза горели — не от усталости, а от огня, тлевшего в ней, как угли под пеплом.
— Я тоже уезжаю, — начала она, голос ускорился, как ветер за окном. — К отцу. Хочу союз между Аласад и Терколами. Перспективы невероятные. Представьте: объединённые города, «Тридцать первый» и новый, под одной властью. Торговля, связники, станки — всё в наших руках. Мы станем сильнее всех.
Она говорила быстро, руки рисовали в воздухе мир, полный золота и башен. Илай слушал, но слова о деньгах и власти резали слух, как нож старую рану. Нэн увлеклась, расписывая торговые пути, склады, богатство, словно забыв, зачем пришла. Винделор точил нож, лезвие тихо пело под пальцами, взгляд не поднимался. Илай стоял у окна, глядя, как снег засыпает город, белый и безжалостный, будто саван.
Нэн остановилась, выдохнула, посмотрела на них, глаза сверкнули ожиданием.
— Хочу, чтобы вы были со мной, — сказала увереннее, голос твёрже, как сталь. — Контракт. Станьте моими помощниками — правой и левой рукой. После брака с сыном Маркуса я свергну Аласадов, заберу всё. Мы возьмём города себе.
Тишина повисла, тяжёлая, как лёд на мостовой. За окном ветер гнал снег, но в комнате буря была иной — из слов, что манили и оставляли горечь. Её взгляд сверлил их, полный уверенности, что они согласятся. Кто отказывается от власти? Илай замер, слова ударили, как морозный ветер. Она предлагала предательство — игру, разрушившую «Тридцать первый», только крупнее. Винделор отложил нож, посмотрел на неё спокойно, как на друга, которого не спасти.
— Нэн, у нас свои планы, — сказал он мягче, чем обычно, голос хриплый, но тёплый. — Послезавтра караван. Не можем остаться.
Нэн перевела взгляд на Илая, ожидая ответа. Он молчал, в горле застрял ком, острый и холодный. Её амбиции были безумны, огромны, и он видел в них жадность — ту, что пожрала город. Хотел ответить, но шок держал язык.
— И ты? — тихо спросила она, голос дрогнул.
Илай кивнул, опуская взгляд в пол. Нэн выдохнула, губы сжались в тонкую линию. Она подошла, сжала его руку — пальцы холодные от снега, но хватка тёплая, почти живая.
— Спасибо, — сказала она, и в глазах блеснуло что-то искреннее, как звезда в метели. — Вы дали мне больше, чем город. Не успею вернуться к вашему отъезду.
Илай кивнул, пальцы дрогнули в её руках. Когда-то, в руинах, он думал остаться с ней, найти в её семье замену своим потерям. Теперь видел: она дитя «Тридцать первого», её ждут власть и башни, а ему, чужаку, там нет места. Он отпустил её руку, Нэн ушла, не оглядываясь, растворившись в вое бури за дверью, как тень в снегу.
Винделор поднялся, свернул карту, движения точные, как всегда.
— Всё рушится, а она строит, — пробурчал он, голос низкий, как гул земли. — Тщета.
— Как она изменилась, — прошептал Илай, сжимая кулаки. Её слова о власти тонули в вое бури, и он знал: она ушла за тем, что погубило город, а он не мог её спасти.
— Деньги портят, мой друг, — добавил Винделор, укладывая карту в сумку, пальцы скользнули по ткани.
Он подкинул нож, тот описал дугу и лёг в ладонь, как старый товарищ. Взглянул на Илая, но тот смотрел в окно, где снег скрывал город, что их больше не держал.
Тишину разорвали голоса за стеной — резкие, гулкие, как эхо в пустоте. Илай шагнул к двери, приоткрыл её, и они услышали спор. Инженер — худой, в запылённой куртке, с растрёпанными волосами — стоял перед Маркусом, чья фигура возвышалась в свете факелов, тёмная и тяжёлая.
— Материалы никуда не годятся! — голос инженера дрожал от злости, острый, как треск льда. — Камень крошится, балки гнилые, рабочие лепят тяп-ляп. Ещё три этажа — и опоры рухнут, говорю!
Маркус скрестил руки, борода топорщилась от дыхания, взгляд холоден, как сталь.
— Делай что хочешь, — отрезал он, голос тяжёлый, как молот. — К концу зимы — ещё десять этажей. Выше Вайсов, выше всех.
Инженер стиснул кулаки, но за окном раздался грохот — башня Вайсов качнулась, сбрасывая снег и рабочих, крики резанули метель. Из коридора донёсся вопль, Маркус выругался, шаги гудели по мрамору. Инженер остался, глядя на стену, где трещина поползла вверх, тонкая, но живая. Снег кружился в свете фонарей, казался саваном, оседавшим на городе, скрывая его гниль. Башни росли, как грибы, но внутри тлела смерть.
Пол дрогнул, кружка качнулась, пыль осыпалась с потолка, как пепел. Илай закрыл дверь, встретившись взглядом с Винделором.
— Надеюсь, уедем, пока всё не развалилось, — сказал Винделор, шагнув к окну. Снег засыпал трещины в основании башни Аласадов, её силуэт дрожал в метели, как призрак.
Илай задержался у окна, взгляд блуждал в снежной пелене. Фонари дрожали в морозном воздухе, размытые, будто пламя за пыльным стеклом. На границе света и тьмы, где улочки уходили к воротам, почудился силуэт — тёмный, с развевающимся плащом. Нэн покидала город. Сердце пропустило удар. Он моргнул, но фигура исчезла, растворившись в метели, как сон. Остался снег, ложившийся на город, скрывая следы безразлично и тихо.
Вдалеке треск Вайсовой башни стих, но эта, под ногами, казалась шаткой. Пол дрогнул сильнее, Винделор схватил рюкзак.
— Завтра уходим, — бросил он, голос резкий, как треск ветки.
Илай кивнул, чувствуя, как холод «Тридцать первого» смыкается, как капкан. Связь с Нэн оборвалась, её планы, как башни, были обречены, а впереди ждал побег — в неизвестность, к морю, где, быть может, был шанс найти что-то настоящее.
Глава 7
Утро пришло с тревожным гулом, низким и тяжёлым, как дыхание земли. Винделор и Илай покидали башню Аласадов в спешке — рюкзаки бились о спины, билеты на караван торчали из кармана, дыхание вырывалось паром в морозный воздух, острый и живой. Пол дрожал под ногами, стены трещали, будто башня прощалась стонами умирающего зверя. Они бежали по лестнице, перепрыгивая ступени, скрипевшие и грозившие рухнуть, как старые кости. Слуги кричали в коридорах, кто-то звал стражу, но голоса тонули в нарастающем шуме снаружи, резком и беспощадном. Выскочив на улицу, они замерли — снег хрустел под сапогами, ветер нёс запах гари и железа, едкий, как память о смерти.