— Пора, — коротко сказал он.
Илай кивнул, не говоря ни слова. Он закинул винтовку за плечо, сунул ключи от фургона в карман и шагнул к выходу. Винделор последовал за ним, и дверь лачуги скрипнула, закрываясь за ними, как точка в этой мрачной главе. Холод ночи ударил в лицо, острый и пронизывающий, но он казался почти освежающим после душной тяжести внутри.
Они шли по спящему городу молча, их шаги гулко отдавались на растрескавшихся плитах мостовой. Улицы были пусты, лишь ветер гонял клочья пыли да редкие тени шевелились в переулках. Фонари, давно погасшие, торчали вдоль дороги, как скелеты забытого мира. Винделор смотрел по сторонам, и в этом ночном настроении — в тишине, нарушаемой лишь скрипом ставен да далёким воем ветра, — он уловил что-то знакомое. Это напоминало родной город Илая: тот же унылый покой, та же тень былого, что цеплялась за каждый угол. Он хотел сказать об этом, но Илай шёл впереди, сгорбившись, и Винделор решил оставить слова при себе.
У фургона Ролта, припаркованного у обочины, они остановились. Машина была старой, с облупившейся краской и вмятинами на бортах, но выглядела крепкой. Винделор забрался на водительское сиденье, вставил ключ в зажигание и повернул. Мотор кашлянул, заурчал, оживая с неохотой, но ровно. Илай задержался снаружи, его взгляд скользнул в тёмный переулок напротив. Оттуда донёсся шорох — слабый, но настойчивый, как будто кто-то копошился в мусоре.
Из тени вынырнул серый щенок — худой, с облезлой шерстью и торчащими рёбрами. Он замер, глядя на Илая большими, блестящими глазами, а затем осторожно, мелкими шажками, двинулся к нему. Хвост дрогнул, но неуверенно, словно щенок сам не знал, стоит ли доверять. Илай смотрел на него сверху вниз, его лицо смягчилось, но в уголках губ осталась усталость.
— Ты тоже хочешь отсюда убраться? — пробормотал он, тяжело вздохнув. Затем кивнул в сторону фургона, где открытая дверь салона зияла тёмным проёмом. — Запрыгивай.
Щенок тявкнул — тихо, почти жалобно — и, помедлив, вскарабкался внутрь, цепляясь лапами за ржавый порог. Илай забрался следом, захлопнув дверь с глухим стуком. Винделор бросил на него короткий взгляд через плечо, но ничего не сказал. Мотор загудел громче, фургон тронулся, и город остался позади — тёмный, спящий, с его ветхими лачугами и призраками прошлого.
Щенок устроился у ног Илая, свернувшись в комок, и тот положил руку ему на голову, почти машинально. За окнами мелькали тени, ночь тянулась бесконечно, но в этом движении, в урчании мотора, было что-то похожее на обещание — слабое, но живое.
Дорога стелилась под колёса фургона, узкая и разбитая, с выбоинами, которые заставляли машину подпрыгивать, а щенка — скулить от неожиданности. Ночь за окнами была густой, как чернила, и только фары выхватывали из темноты куски растрескавшегося асфальта да редкие силуэты мёртвых деревьев, что торчали вдоль обочины, словно часовые забытого мира. Внутри фургона пахло ржавчиной и старой кожей, а слабое тепло от мотора едва пробивалось через холод, который, казалось, сочился из самой земли.
Илай смотрел в окно, но видел только своё отражение — бледное, с тёмными провалами глаз. Он чувствовал, как усталость сжимает его виски, как каждый толчок фургона отдаётся болью в затёкших мышцах. Щенок у его ног шевельнулся, ткнувшись холодным носом в ладонь, и Илай машинально почесал его за ухом. Это было первое живое тепло, которое он ощутил за последние дни, и оно, как ни странно, принесло слабое облегчение.
Винделор вёл фургон молча, его руки крепко сжимали руль, а взгляд был прикован к дороге. Но тишина между ними не была пустой — она была наполнена невысказанными мыслями, вопросами, которые никто не решался задать. Винделор бросил короткий взгляд на Илая, заметив, как тот гладит щенка, и уголки его губ дрогнули в лёгкой улыбке.
— Ты его оставишь? — спросил он, наконец, нарушая молчание.
Илай пожал плечами, не отрывая взгляда от окна.
— Если он сам не сбежит, — ответил он глухо. — Здесь всё сбегает рано или поздно.
Винделор хмыкнул, но не стал спорить. Он знал Илая слишком хорошо, чтобы пытаться вытащить из него больше слов, чем тот готов был дать. Вместо этого он сосредоточился на дороге, стараясь не думать о том, куда они едут. Чёрное море, о котором говорила Марта, было где-то там, в неизвестности, и эта мысль одновременно манила и пугала. Он не верил в байки о золоте и оружии, но надежда, пусть даже призрачная, была единственным, что удерживало их от того, чтобы просто остановиться и сдаться.
Через несколько часов дорога стала шире, а тьма за окнами начала редеть, уступая место серому предрассветному сумраку. Фургон въехал в низину, где воздух был ещё холоднее, а в ноздри ударил запах стоялой воды и гниющей травы. Винделор сбавил скорость, заметив впереди очертания старого моста — ржавого, с провисшими балками, который выглядел так, будто мог рухнуть под тяжестью их надежд. Он остановил фургон, заглушил мотор и повернулся к Илаю.
— Надо проверить, выдержит ли, — сказал он, кивая на мост.
Илай кивнул, открывая дверь. Холодный воздух ворвался в салон, заставив щенка вздрогнуть и прижаться к его ногам. Илай вышел, захлопнув дверь, и пошёл к мосту, внимательно осматривая его. Винделор последовал за ним, оставив фургон позади. Мост скрипел под их шагами, металл гудел, но держался. Илай остановился посередине, глядя вниз, где в мутной воде отражались первые проблески света.
— Похоже, выдержит, — сказал он, но в его голосе не было уверенности.
Винделор кивнул, но его взгляд задержался на горизонте, где небо уже начинало светлеть. Там, вдалеке, что-то блестело — может, вода, может, мираж. Он вспомнил слова Марты о Чёрном море, и в груди шевельнулась та же смесь надежды и сомнения, что преследовала их всю ночь.
— Думаешь, оно существует? — спросил он, не глядя на Илая. — Это море.
Илай долго молчал, его пальцы сжали перила моста, и ржавчина осыпалась под его ладонями.
— Не знаю, — наконец сказал он. — Но если оно есть, я хочу его увидеть. Хоть раз в жизни увидеть что-то, что не пытается меня убить.
Винделор усмехнулся, но в его смехе не было радости — только усталое согласие. Они вернулись к фургону, и мотор снова заурчал, унося их дальше, в неизвестность. Щенок, устроившийся у ног Илая, тихо поскуливал, словно чувствуя, что их путь только начинается.
Рассвет пришёл медленно, словно нехотя, заливая мир бледным, холодным светом. Дорога петляла через пустоши, где трава давно пожухла, а редкие кусты торчали, как обугленные кости. Фургон двигался ровно, но каждый толчок напоминал о том, как хрупок их план. Илай смотрел на щенка, который теперь спал, свернувшись в клубок, и думал о том, как странно, что даже в этом мире, полном ржавчины и смерти, всё ещё находятся те, кто доверяет. Он не знал, что ждёт их впереди — Чёрное море, пустота или что-то совсем иное. Но в этот момент, с тёплой шерстью под пальцами и урчанием мотора в ушах, он чувствовал, что, может быть, ещё не всё потеряно.
Глава 18
И 19
Глава 18.
Фургон Ролта выскользнул из города под покровом ночи, оставив за собой скрипучие ворота и хмурых стражей, чьи силуэты растворялись в темноте. У выезда их остановили двое в потрёпанных шинелях, с фонарями, чьи жёлтые лучи выхватывали из мрака их обветренные лица, словно вырезанные из старого дерева. Винделор опустил стекло, и в кабину ворвался резкий ветер, пропитанный сыростью и запахом угольного дыма, что витал над городом.
— Назовись, — пробурчал один из стражей, щурясь в полумраке.
Винделор молча протянул руку. В его ладони лежали две монеты «Тридцать первого» — старые, с истёртыми гранями, но увесистые, — и новенькая фляжка с выгравированным драконом, чьи чешуйки поблёскивали в тусклом свете. Второй стражник взял фляжку, провёл пальцем по узору, хмыкнул, будто прикидывая её цену. Первый сгрёб монеты, звякнув ими в кулаке, и отступил.