Саймон лишь усмехнулся, не сбавляя шага.
— Ну, люди как-то справляются. Знаешь, приспосабливаются.
— Приспосабливаются? — переспросил Вин с ноткой возмущения. — Это не жизнь, это выживание. Глянь вокруг: серые улицы, развалины, дым — будто город давно умер, а люди просто не хотят этого признавать.
Саймон пожал плечами:
— Может, тут и не курорт, но у этого города есть свой характер.
— Характер? — Вин хмыкнул. — Мне кажется, этот характер с возрастом обзавёлся хронической депрессией.
— Ты просто слишком нежный, — усмехнулся Саймон, оглядываясь по сторонам. — Вот у меня на родине дела обстоят совсем иначе.
— О, давай, расскажи мне, какой у вас там рай на земле, — с усмешкой произнёс Вин, засунув руки в карманы.
— Не рай, но куда лучше, — Саймон поднял указательный палец, словно начиная лекцию. — Чистые улицы, светлые каменные дома, газовые фонари освещают улицы, а небо видно хоть ночью, хоть днём.
— Роскошь, — скептически протянул Вин.
— Просто порядок, — парировал Саймон. — У нас никто не живёт в руинах, никто не задыхается от угольной пыли. Да, бывают проблемы, но в целом — другое дело.
— И чем же ваши жители лучше этих? — Вин кивнул в сторону серых зданий, у которых прятались тени людей.
— Тем, что у нас власти работают, а не сидят сложа руки, — ответил Саймон. — Если что-то ломается, это чинят. Если исчезают дети, их ищут. А здесь, судя по всему, все давно махнули рукой.
— Думаешь, это вина людей? — Вин задумчиво взглянул на облупленные фасады домов.
— Думаю, тут слишком долго было плохо, — тихо ответил Саймон.
Они замолчали, каждый на мгновение погрузившись в свои мысли. Впереди, за завесой дыма, показалась очередная площадь с угрюмо торчащими памятниками давно ушедшей эпохи.
— Ладно, — нарушил тишину Вин. — Проведёшь мне экскурсию в своём чудо-городе?
— Когда выберемся из этого, — усмехнулся Саймон. — Обещаю, тебе понравится.
На улице встречались редкие уцелевшие лавочники, их товары — предметы забытых мечтаний: старые игрушки, рваные книги, битые тарелки. И всё же, несмотря на царящее вокруг уныние, иногда можно было заметить искры жизни: детский смех, застывающий в паузах между громкими ударами отбойных молотков в цехах, и старые пары, прогуливающиеся вдоль ржавых рельсов, находя утешение в обществе друг друга.
— У вас случайно не найдётся пластинок или каких-нибудь фотокарточек в стиле ретро? — спросил Саймон у одного торговца, но тот отрицательно покачал головой.
— Стоило попробовать, — пожал плечами он, отвечая на удивлённый взгляд Вина.
Вскоре впереди появился старый завод, забытый временем, но не людьми. Он стоял на краю города, словно молчаливый свидетель ушедшей эпохи. Его массивные кирпичные стены, потрескавшиеся и покрытые мхом, хранили в себе звон молотов, гул машин и напряжённые крики рабочих. Когда-то здесь кипел труд, станки работали без отдыха, выпуская продукцию, которая разлеталась далеко за пределы города. Теперь же завод жил иной, медленной жизнью.
На мгновение Саймон замедлился и достал из сумки старый плёночный фотоаппарат. Оглядевшись по сторонам, он улыбнулся и сделал снимок труб фабрики.
— На память, — прокомментировал он и двинулся дальше.
Внутри всё было пропитано историей. Пол устилали старые масляные пятна, механизмы скрипели, но продолжали служить, словно старые воины, не желающие сложить оружие. Где-то в углу гудел древний токарный станок, выпуская тонкие струйки стружки, а над ним висела табличка с надписью «Сделано в шестнадцатом», от которой у Винделора сжалось сердце.
Рабочие — ветераны своего дела — приходили на смену, их руки были тверды и уверены, даже если техника давно устарела. Они двигались размеренно, будто следуя ритуалу, сохраняя традиции, передававшиеся из поколения в поколение.
Сквозь треснувшие стёкла пробивались лучи солнца, наполняя цеха мягким светом, играющим бликами на металлических деталях. Запах масла, металла и давних воспоминаний витал в воздухе, создавая особенную атмосферу — смесь ностальгии и гордости.
Вдоль стен висели старые фотографии, на которых были запечатлены предшественники с гордыми лицами, стоящие рядом со своими достижениями. Доска почёта выглядела нелепо, будто последний раз здесь меняли фото лучшего работника лет двадцать назад. Завод, хоть и пришёл в запустение, продолжал оставаться символом стойкости и стабильности, напоминая о том, что даже сейчас здесь теплится какая-то жизнь.
Дым стелился над трубами, тяжёлый, как груз воспоминаний, давящий на плечи Винделора. Он шагал за Саймоном, шаги глушились в масляных разводах на полу, но воздух резал лёгкие — уголь, ржавчина, тяжёлый привкус металла. Цех гудел, станки стонали, как старцы, неспособные найти покой.