Рабочие — лица, испачканные сажей, — двигались вдоль машин, их взгляды скользили по чужакам. Винделор чувствовал их, как камень чувствует надвигающуюся бурю. Один шагнул ближе — крупный, с руками, будто вылитыми из железа. Его глаза сузились, острые, как лезвие под ногтем.
— Ты кто? — голос хрипел сквозь гул, низкий, как грохот грозы. — Не наш. Чего тут делаете?
Винделор замер, рука легла на револьвер под плащом — холодный, как ночь шестнадцатого. Сердце стукнуло, в груди мелькнула тень сестры — её крик, её красная лента, исчезающая в пламени. Он сжал рукоять, но не вытащил — пальцы дрогнули, как в тот день, когда он смотрел, как её уводят.
Саймон обернулся, и улыбка сползла с его лица.
— Спокойно, брат, — Саймон шагнул вперёд, голос глухой, но твёрдый. — Мы к Шуману, по делу. Не ищи врагов там, где их нет.
Рабочий сплюнул на пол, тёмная слюна впиталась в масло. Он отступил, но тень подозрения осталась, застряла в дыму над станками. Другие смотрели молча, их лица — каменные, тёмные от усталости, но глаза острые, как резцы токарных станков.
Винделор шагнул следом за Саймоном, плащ качнулся, задев рюкзак — тяжёлый, как дорога, что вела его сюда. Он не обернулся, но чувствовал их взгляды, цепкие, как шипы ежевики.
Дверь кабинета Шумана выросла впереди, тёмная, будто расселина в скале. Саймон толкнул её, коротко глянув на Винделора. Дым остался за спиной, но холод тех взглядов тянулся следом, как кошмар, что не умирает.
За письменным столом, заваленным кипами бумаг и чашкой остывшего кофе, сидел управляющий. Его лицо выражало усталость и скрытое разочарование — слишком много дней, слишком мало надежды. Морщины на лбу, глубокие, словно выбитые гравировкой, тянулись вниз к напряжённым губам. Он лениво перебирал пожелтевшие отчёты, будто пытался выудить из них хоть искру спасения, но находил только пыль прошлого и цифры, не обещавшие будущего. Тяжёлая тишина давила на уши, а в воздухе витала затхлая смесь бумаги, чернил и едва уловимого запаха упадка.
— Добрый день, — голос управляющего прозвучал хрипло, будто он не произносил этих слов уже несколько дней. Он нехотя встал — высокий, худощавый, с лицом, напоминающим выветренный камень. На вид ему было около пятидесяти, виски уже запорошила седина, а густые, лохматые брови нависали над глазами, едва не срастаясь в одну линию. Казалось, ещё немного — и они опустятся вниз, скрывая тусклый взгляд человека, пережившего слишком многое.
— Добрый день, — вежливо ответил Саймон, делая шаг навстречу и протягивая руку. — Я представитель содружества торговцев двадцать седьмого города, Саймон Бейл. А это мой сопровождающий, — он кивнул в сторону спутника, — мистер Вин.
— Алик Шуман, управляющий заводом, — сухо представился мужчина, пожимая протянутую ладонь. Его рукопожатие было крепким, но отдающим усталостью, словно сила в нём держалась только по привычке.
Усадив гостей за небольшой потёртый стол, Шуман сделал знак помощнице, велев принести кофе. Пока тот удалялся, управляющий внимательно изучал своих визитёров.
Саймон тем временем аккуратно положил на стол свой безупречно выглаженный портфель и начал доставать бумаги. Зонт, который он всю дорогу вертел в руках, осторожно прислонил к краю стола. Винделор, не вмешиваясь, с интересом разглядывал кабинет, задерживая взгляд на почерневших от времени полках с книгами и массивном шкафу, где угадывались силуэты тяжёлых досье.
Когда принесли кофе, внимание Вина переключилось на собеседников. Стоило делу перейти в серьёзное русло, как он заметил, что его товарищ преобразился. Болтливый, легкомысленный, а порой даже небрежный Саймон стал спокойным и сосредоточенным. Его голос звучал чётко, интонации были уверенными, а в словах не осталось и следа привычной шутливой манеры. Он говорил ровно, напористо, логично — так, что у управляющего не оставалось пространства для возражений.
Винделор наблюдал за этим преображением с искренним восхищением. В тот момент он понял, что перед ним не просто беззаботный болтун, каким Саймон порой казался. Этот человек умел добиваться своего, когда действительно хотел. Вин неожиданно поймал себя на мысли, что гордится их знакомством и, пожалуй, был бы не против считать его другом.
Когда здание завода осталось позади, а в портфеле Саймона лежала стопка документов с долгожданными подписями, мужчина широко улыбнулся и довольно пригладил усы.