Тишина в ресторане стала почти осязаемой, словно мир замер, ожидая решений, которые, возможно, никогда не будут приняты. Официант прошёл мимо, его шаги не издавали звука, будто он был лишь тенью. Винделор заметил, как его фигура сливается с темнотой, а атмосфера ресторана всё больше угнетала.
— Знаешь, — продолжил Саймон, — сестра моей жены когда-то ушла к фанатикам. Она верила, что их жизнь — ответ на все вопросы. Сначала была счастлива, рассказывала, как они живут в гармонии, как чувствуют себя частью чего-то большого. Но однажды, через несколько лет, она вернулась. Хотела забрать мою жену с собой. Её глаза были другими. Она говорила о любви, о счастье, о каком-то свете, который они нашли. Но это было странно, Винделор. Она вела себя, словно одержимая, повторяла одни и те же фразы… О какой-то истине, которую все остальные не видят. А потом ушла обратно. Вернулась к ним.
Саймон вздохнул, его лицо потемнело, глаза стали ещё более усталыми. Ресторан будто замер, а внешний мир остался где-то далеко. Свет от уличных фонарей, отражённый от грязных окон, казался холодным. Пыльные скатерти, смятые и небрежно сложенные, усиливали ощущение заброшенности. Часы на стене тикали медленно, их стрелки едва двигались.
— Но вот что странно, — продолжил Саймон, — она оставила записки, где говорилось, что они рады всем, кто к ним приходит. Что не отвергают людей, ждут каждого, кто готов принять их мировоззрение. И знаешь, где она сейчас? Она всё ещё там. И каждый раз, когда я думаю о ней, мне кажется, что она больше не та, кем была. Она утратила себя.
Винделор молчал, чувствуя, как слова Саймона проникли в его сознание. Его взгляд скользнул по ресторану. Всё здесь казалось мёртвым, застывшим в ожидании. Выцветшие фотографии на стенах, старые деревянные стулья, покрытые пылью, — всё забыло, что такое радость.
— Может, я и ошибаюсь, — тихо сказал Саймон, — но я уже не чувствую в себе сил искать что-то новое. Я слишком долго был частью этого мира, чтобы уйти в другой, где всё так непредсказуемо.
Он взглянул на часы. Время здесь будто не имело значения.
— Что-то подсказывает мне, что я уже не найду себя в этом. Но ты, Винделор… — он замолчал, словно пытаясь заглянуть ему в глаза. — Может, ты сможешь найти то, что ищешь.
В тяжёлой тишине, среди усталых теней, ресторан, казалось, жил своей жизнью. Но всё было так утомительно и медленно, словно другого пути, кроме как оставаться на месте, не существовало.
Когда разговор подошёл к концу, Саймон поднялся, едва удерживая равновесие. Он посмотрел на Винделора с усталой полуулыбкой.
— Ну, вот и всё, — сказал он, зевая. — Надеюсь, мы ещё увидимся. Жизнь полна сюрпризов, кто знает, может, наши пути и пересекутся.
Винделор улыбнулся, хотя знал, что эта встреча, скорее всего, останется лишь воспоминанием среди тысяч других. Они пожали друг другу руки, и Саймон, шатаясь, вышел в коридор, едва не задевая пустые столы и запылённые углы. Ветер, проникающий через трещины в стенах, приносил холод, делая воздух ещё более пустым.
Саймон, тяжело ступая, уходил, не оглядываясь. Его шаги, шурша по старому ковру, звучали как угасающее эхо. Винделор остался за столом, чувствуя, как тягучая апатия охватывает его. Он долго сидел, прислушиваясь к глухому шуму города за окнами. В ресторане не было ни звука, ни жизни. Всё замерло.
Спустя время Винделор встал, направился к выходу и покинул это место, вновь поглощённое одиночеством. Он поднялся по лестнице, проходя мимо старых картин на стенах, которые лишь подчёркивали запустение отеля. Свет был приглушён, словно лампы уже не имели смысла. Паутина, пыль, остатки былой жизни окружали его.
По коридору, среди обшарпанных стен и заброшенных дверей, Винделор шёл молча, ощущая, как его шаги отдаются эхом от пустых комнат. У каждой двери была своя история, но никто не ждал его. Он прошёл мимо них, как мимо призраков, и добрался до своей комнаты.
Войдя внутрь, он сразу заметил пожелтевший потолок, знакомый, будто время здесь застыло. Винделор скинул пальто, подошёл к кровати и рухнул на неё, уткнувшись в подушку. Жёсткая, холодная ткань хранила память об этой неоконченной истории.
Его взгляд устремился к потолку, и он замер, поглощённый мыслью, что этот потолок — тот же, что был всегда. Усталость накрыла его, и он закрыл глаза. В темноте возникли странные ощущения.
Через несколько минут он снова открыл глаза. Что-то изменилось. Потолок казался неожиданно чистым, почти новым. Он моргнул, пытаясь понять, реальность это или игра света и теней, но затем вновь закрыл глаза, не в силах разобраться. Всё стало размытым — мысли, чувства, воспоминания.