Илай хмыкнул, откинувшись на стул, его ладонь обняла бокал.
— Ох, да, — сказал он, глаза загорелись озорством. — Я думал, мы до утра не выберемся. А хозяин того бара, помнишь, как вылетел в окно?
Винделор рассмеялся, звук был низким, тёплым, как треск дров в камине.
— Да, забавно вышло. А что насчёт дома Арама? Ты тогда влетел, как ветер — бац в лоб, без разговоров. Я прям опешил. Или тот медведь в лесу, помнишь? — Он наклонился ближе, голос стал тише, будто зверь всё ещё бродил где-то рядом. — Мы чуть не пропали, а ты… ты меня вытащил.
Илай покачал головой, улыбка стала мягче, но в ней мелькнула гордость.
— Вытащил? Вин, это ты его прикончил, пока я бегал кругами. Честно, я тогда думал, что нам конец, но твоя башка всегда работала быстрее страха. — Он сделал глоток, глядя в бокал, будто там прятались те дни.
— Жалко, тушу не забрали, — вздохнул Винделор, бросив взгляд в окно, где фонари отражались в лужах. — Хороший был бы куш.
Илай усмехнулся, пальцы постучали по столу.
— Я продал информацию одному ломбардщику, рассказал, где лежит туша медведя, — сказал он, прищурившись. — Дал пару монет, больше, чем ждал. Хватило на сапоги и пару ночей в таверне. Всё к лучшему, как говорится.
Винделор приподнял бровь, одобрительно хмыкнув.
— Хитрец ты, Илай. Вырос, парень. Не только кулаками махать научился, но и башкой работать. Это я уважаю.
Илай пожал плечами, но уголки губ дрогнули в улыбке. Он встал, слегка покачнувшись, и направился к стойке. Бармен — седой, с морщинами, как карта старых дорог — молча налил ещё пива, лишь раз бросив взгляд, будто проверяя, не затеют ли эти двое бед. Илай вернулся, бокал в руке чуть дрожал, а глаза затуманились хмелем.
Винделор откинулся на стул, глядя на друга.
— Знаешь, я иногда представляю, как вернусь, а у вас с Мирой домишко, детвора бегает, — сказал он, голос стал мягче, но с лёгкой насмешкой. — Пора бы осесть, нет?
Илай опустил взгляд, пальцы сжали бокал.
— Мы с Мирой… — Он замолчал, будто слова застряли в горле. Лицо осталось спокойным, но глаза потемнели, как небо перед грозой. — Это не так просто, Вин.
— Расскажи, — подтолкнул Винделор, наклоняясь ближе. — Что грызёт?
Илай выдохнул, голос стал тише, почти шёпотом.
— Она рядом, и я хочу, чтобы так было всегда. Но её зависимость… — Он покачал головой, будто отгоняя тень. — Это как чёрная туча над нами. Я боюсь, что не справлюсь, что не смогу её вытащить. Иногда думаю — вдруг я ошибаюсь, оставаясь здесь? Вдруг ей лучше без меня?
Винделор молчал, взгляд был тяжёлым, но тёплым. Он знал этот страх — любить кого-то так сильно, что боишься стать его якорем. Бар вокруг жил своей жизнью: старики в углу хрипло спорили о цене рыбы, официантка звякала посудой, за окном мигали фонари, как звёзды в мутном небе. Но здесь, за их столом, время будто замерло.
— Ты боишься, что я уеду, и ты останешься один с этим? — спросил Винделор, голос ровный, без осуждения.
Илай поднял глаза, в них мелькнула боль.
— Не совсем. Я боюсь, что она уйдёт туда, где я не смогу её достать. — Он сделал глоток, но пиво, похоже, потеряло вкус. — Ты всегда находил смысл, Вин. В драках, в дороге, в этой твоей погоне за «фанатиками». А я… я не знаю, куда иду. Только знаю, что не могу её бросить.
Винделор кивнул, проведя пальцем по краю стакана.
— Жизнь — не карта, Илай. Ты не обязан знать, куда идёшь. Но ты не один, парень. И Мира — тоже. Я верю, вы найдёте свой путь. А я… я всегда буду где-то рядом, если что.
Илай слабо улыбнулся, плечи чуть расслабились, будто слова друга сняли часть груза.
— Спасибо, Вин. Правда.
Бар дышал теплом, как старый дом, что помнит твои шаги. Мягкий свет ламп тёк через мутные стёкла, дробясь в запотевших бокалах. В углу стояло пианино, покрытое пылью, — его клавиши молчали, но казалось, что стоит коснуться, и зазвучит что-то из далёкого прошлого. У стойки старики с бородами, как мох на камне, сжимали кружки, их голоса вплетались в скрип половиц. По стенам висели картинки: на одной — парни в тяжёлых куртках, с сигаретами и ухмылками, на другой — рыбацкая деревня, где море смотрело в глаза каждому. Эти снимки были как окна в чужие жизни, в другие эпохи, и Винделор, глядя на них, чувствовал себя гостем в чьём-то забытом вчера.
Илай пил всё больше, речь становилась глуше, слова путались, как нитки в старом свитере. Он ковырял орешки на столе, но взгляд блуждал, будто искал что-то за гранью бара. Винделор заметил, как друг тонет — не в пиве, а в мыслях, что тянули вниз.
— Эй, Илай, — сказал он, понизив голос. — А что дальше? Ты же не собираешься вечно бегать от этого, правда?