Саймон, тяжело ступая, уходил, не оглядываясь. Его шаги, шурша по старому ковру, звучали как угасающее эхо. Винделор остался за столом, чувствуя, как тягучая апатия охватывает его. Он долго сидел, прислушиваясь к глухому шуму города за окнами. В ресторане не было ни звука, ни жизни. Всё замерло.
Спустя время Винделор встал, направился к выходу и покинул это место, вновь поглощённое одиночеством. Он поднялся по лестнице, проходя мимо старых картин на стенах, которые лишь подчёркивали запустение отеля. Свет был приглушён, словно лампы уже не имели смысла. Паутина, пыль, остатки былой жизни окружали его.
По коридору, среди обшарпанных стен и заброшенных дверей, Винделор шёл молча, ощущая, как его шаги отдаются эхом от пустых комнат. У каждой двери была своя история, но никто не ждал его. Он прошёл мимо них, как мимо призраков, и добрался до своей комнаты.
Войдя внутрь, он сразу заметил пожелтевший потолок, знакомый, будто время здесь застыло. Винделор скинул пальто, подошёл к кровати и рухнул на неё, уткнувшись в подушку. Жёсткая, холодная ткань хранила память об этой неоконченной истории.
Его взгляд устремился к потолку, и он замер, поглощённый мыслью, что этот потолок — тот же, что был всегда. Усталость накрыла его, и он закрыл глаза. В темноте возникли странные ощущения.
Через несколько минут он снова открыл глаза. Что-то изменилось. Потолок казался неожиданно чистым, почти новым. Он моргнул, пытаясь понять, реальность это или игра света и теней, но затем вновь закрыл глаза, не в силах разобраться. Всё стало размытым — мысли, чувства, воспоминания.
Его тело погружалось в сон. Глаза закрылись, а мир вокруг растворился, оставив лишь тусклый отблеск времени и молчание ночи.
Заснув, Винделор не заметил, как всё вокруг стало ещё более забытым, ещё более одиноким — как этот ресторан, как Саймон, как все те, кто когда-то искал здесь смысл.
Глава 13
Глава 13
Винделор просыпался медленно, словно его тело ещё не осознало, что выбралось из вязкого сна. Сначала была только боль — острая, режущая, заполнявшая всё пространство между ним и реальностью. Каждый вдох давался с трудом, а боль в груди, оставленная медвежьими когтями, не отпускала. Рёбра… сломаны, скорее всего. Кровь, которой было слишком много, теперь оставила лишь тёмные пятна на одежде. Он попытался приподняться, но тело протестовало — боль в боках и груди была такой сильной, что он едва мог шевельнуться. Закрыв глаза, он снова погрузился в пелену боли, но вскоре услышал слабый шорох.
Открыв глаза, Винделор увидел Илая. Тот сидел рядом на стуле, склонив голову над книгой. Но это был не тот мальчишка, который когда-то бегал за ним и радовался каждому пустяку. Илай изменился — это было очевидно. Его глаза стали глубже, словно хранили следы пережитого. Он выглядел старше — не по годам, а по тяжести пройденного. Лицо было серьёзным, слегка измождённым, но в нём угадывалась новая, ещё не окрепшая сила.
Заметив, что Винделор пришёл в себя, Илай преобразился. Книга тихо соскользнула на колени, и всё, что копилось в нём — тревога, напряжение, страх — вырвалось наружу. Он резко встал, глаза заблестели от волнения, словно он заново осознал, что его товарищ жив.
— Винделор, ты… ты живой! — голос сорвался, лицо отразило бурю эмоций. Он шагнул ближе, но замер, будто боясь подойти слишком резко. — Ты… ты меня пугаешь, понимаешь?
Его руки нервно сжались в кулаки, но в этом жесте сквозила беззащитность — неуверенность, с которой он не знал, как справиться. Взгляд, полный тревоги и растерянной надежды, выдавал, что, несмотря на перемены, Илай всё ещё искал в Винделоре опору, как прежде, даже стараясь казаться независимым.
— Я думал, ты… — он осёкся, голос дрогнул, и он всматривался в Винделора, словно убеждаясь, что это не сон. Глаза наполнились слезами, которые он тут же попытался скрыть, отвернувшись. Столько ночей он провёл у этой кровати, представляя худшее, что теперь, видя Винделора живым, не мог поверить своим глазам.
— Я не знал, что делать без тебя, — тихо добавил он, голос дрожал. — Ты всегда знал, что делать.
Винделор видел, как сильно изменился Илай, но понял, что тот по-прежнему нуждается в нём. В тени его волнения угадывалось одиночество, которое Илай скрывал всё это время.
С трудом приподнявшись на локтях, Винделор стиснул зубы от вспышек боли. Но мысли не позволяли ему оставаться неподвижным. Он сосредоточился, глядя на Илая, который стоял рядом, слегка наклонившись, будто боялся, что Винделор исчезнет, стоит ему моргнуть.
— Где мы? — голос был хриплым, но Винделор постарался придать ему твёрдости. Он знал, что сейчас важно понять, где они, что произошло и почему он в таком состоянии.
Илай откликнулся мгновенно, словно ждал этого вопроса.
— В «Двадцать седьмом». Это здесь, Винделор. Город, который мы нашли. Тут всё нормально. Спокойно. Мы в безопасности. Ты в безопасности, — говорил он с уверенностью, будто убеждая не только Винделора, но и себя.
Слова Илая звучали почти успокаивающе, но в глубине души Винделор чувствовал, что всё слишком хорошо, чтобы быть правдой. Однако в его состоянии это было не так важно.
Шорох у двери прервал его мысли. В комнату вошёл врач — старик с белой бородой, который без лишних слов подошёл к Винделору. Илай затаил дыхание, предчувствуя что-то, а врач достал шприц и, не обращая внимания на возможные протесты, ввёл укол в плечо Винделора.
— Это поможет, — сказал врач мягко, почти успокаивающе.
Винделор хотел кивнуть, но веки отяжелели, а тело, словно обесточенное, утратило силы. С каждым вдохом сознание растворялось в темноте, и он не успел удержать ускользающий мир.
Илай стоял рядом, его взгляд полнился беспокойством, но он был бессилен. Он лишь смотрел, как Винделор снова проваливается в сон.
— Дайте ему три дня покоя, — сказал врач, взглянув на Илая. — Не больше. Этого хватит, чтобы организм восстановился, но ему нельзя перенапрягаться.
— Он потерял много крови, — продолжил врач, убирая шприц. — Мы зашивали раны, вправляли рёбра, но он был без сознания почти неделю. Укол снимет боль и поможет восстановлению, но ему нужно время. Если он начнёт двигаться раньше, раны могут открыться.
Илай кивнул, но напряжение в его глазах говорило больше слов. Он смотрел на ослабленное тело Винделора, и вся его решимость, вся взрослая стойкость, которую он пытался в себе воспитать, начинала таять. Словно он снова становился тем, кто зависел от Винделора.
Когда врач ушёл, Илай остался. Он беспокойно оглядел комнату, но всё было спокойно, как он пытался себя убедить. И всё же тревога в его взгляде выдавала его. Проведя рукой по волосам, он глубоко вздохнул и сел на стул у кровати Винделора, не в силах уйти.
— Ты… вернёшься, да? — прошептал он, зная, что ответа не будет.
Время тянулось медленно, но Илай продолжал следить за Винделором, надеясь, что этот сон не затянется навсегда. Вскоре он оставил товарища и отправился к привычной городской рутине.
Шагая по улицам, Илай невольно возвращался к воспоминаниям о первых неделях в «Двадцать седьмом». Он вспоминал, как они с Мирой искали ломбарды, чтобы обменять остатки вещей на деньги для еды и жилья. Этот процесс казался странным и непривычным. Винделор учил его, что порой приходится торговаться, биться за каждую монету, сталкиваться с равнодушием или жестокостью. Поэтому, когда в одном из ломбардов с ним заговорили вежливо и предложили честную цену, Илай растерялся. Ему показалось, что это ошибка, и он не сразу понял, как реагировать на доброжелательность.
Когда они с Мирой нашли гостиницу, Илай ощутил облегчение. Это было простое, скромное место, но оно дало им опору, пусть и временную. Мира, всегда казавшаяся стойкой, иногда не могла скрыть тоску по дому — по родному городу, по семье, которой давно нет, по жизни до событий, сломавших её мир. Илай понимал, что здесь, в «Двадцать седьмом», у них появился шанс начать заново.