Илай открыл глаза, чувствуя тепло солнца на лице. Он лежал на узкой кровати в их маленькой комнате в гостинице — простой, но уютной, с деревянными стенами, пахнущими смолой, и потёртым ковром у окна. Рядом спала Мира, её тёмные волосы разметались по подушке, а дыхание было лёгким, почти неслышным. В утреннем свете она казалась спокойной, будто город за стенами ещё не успел тронуть её своими заботами. Илай улыбнулся, глядя на неё, и в груди разлилось тепло — простое, но живое.
Он тихо поднялся, чтобы не разбудить её. Половицы скрипнули под босыми ногами, и он шагнул к маленькой кухоньке в углу. Там стояла плита, слегка тронутая ржавчиной, и жестяной чайник, поблёскивающий в лучах солнца. Илай зажёг огонь, и вскоре комната наполнилась ароматом кофе — густым, с ноткой горечи, который всегда напоминал ему о доме, которого у них с Мирой пока не было. Он насыпал молотые зёрна в турку, налил воды и поставил её на плиту. Пламя затрещало, а кофе начал медленно закипать, пуская пузырьки.
Мира шевельнулась на кровати, простыня соскользнула с её плеча. Она открыла глаза, поймав взгляд Илая, и улыбнулась — сонно, но искренне. Потянувшись, она села, волосы упали на лицо, и она небрежно откинула их назад.
— Доброе утро, — сказала она, её голос был мягким, с лёгкой хрипотцой после сна.
— Утро, — ответил Илай, помешивая кофе. — Уже пахнет городом, слышишь? Каштаны жарят.
Она рассмеялась тихо и встала, босые ноги коснулись пола.
— Пахнет твоим кофе, а не городом, — поддразнила она, но тут же добавила: — Хотя да, каштаны тоже ничего.
Мира потянулась к занавеске, отделяющей ванную — крохотную каморку с раковиной и зеркалом.
— Я на минуту, — бросила она, исчезая за тканью.
Илай услышал, как зашумела вода, и вернулся к плите. Он разлил кофе по двум кружкам — старым, с потёртыми краями, но любимым. Поставил их на стол рядом с парой вчерашних булочек, которые Мира принесла из ресторана. За занавеской Мира что-то напевала, почти неслышно, и он улыбнулся, представляя, как она смотрит в зеркало, поправляя волосы.
Но Мира не просто умывалась. В ванной она быстро открыла сумочку, висевшую на крючке, и достала маленькую баночку. Пальцы слегка дрожали, когда она вытряхнула таблетку на ладонь. Взгляд метнулся к занавеске — Илай не должен был знать. Она положила таблетку под язык, закрыв глаза, и проглотила её, чувствуя, как горький вкус растворяется. Это был её секрет, её способ сделать день легче, и она не хотела, чтобы он видел эту слабость. Вода из крана заглушила её вздох, и Мира вернулась к раковине, плеснув холодной воды на лицо.
Когда она вышла, её щёки чуть порозовели, а глаза блестели — то ли от воды, то ли от чего-то ещё. Она подошла к столу, взяла кружку и вдохнула аромат кофе.
— Ты волшебник, — сказала она, улыбнувшись, и сделала глоток. — Без этого я бы точно не проснулась.
Илай сел напротив, обхватив свою кружку. За окном город звенел голосами: торговцы расхваливали товар, дети смеялись, бегая по мостовой, а где-то играла скрипка, вплетая мелодию в утренний шум.
— Я думал, может, сегодня погуляем? — предложил он, глядя на неё. — Пройдёмся до площади, там ярмарка начинается. Посмотрим, что нового.
Мира кивнула, её пальцы постукивали по кружке.
— Звучит здорово. Давно не выбирались просто так, без дел. Может, найдём что-нибудь для нашей… ну, будущей жизни?
Илай поднял бровь, но в его взгляде мелькнула искренняя надежда.
— Будущей жизни? Это ты про что? Про дом, о котором ты вечно мечтаешь?
Она рассмеялась, но в её голосе было что-то серьёзное.
— Ага, про дом. Представляешь, свой угол, где пахнет не углём, а цветами? Где можно поставить стол побольше, чтобы звать друзей. Я хочу, чтобы у нас было место, Илай. Не эта гостиница, а что-то настоящее.
Он кивнул, глядя в кружку, словно там могли быть ответы.
— Я тоже хочу. Но, знаешь, мне кажется, дом — это не только стены. Это мы с тобой. И… может, ещё пара мест, где мы могли бы быть собой. Я вот думаю, а что, если уехать из «Двадцать седьмого»? Начать где-то заново, подальше от всей этой суеты.
Мира замерла, её улыбка чуть угасла. Она поставила кружку на стол и посмотрела на него внимательно.
— Уехать? — переспросила она. — Илай, здесь всё, что у нас есть. Работа, деньги, жизнь. Я не хочу снова начинать с нуля. Мне нравится этот город — он живой, он даёт шансы. А ты… ты опять про свои мечты, да?
Он пожал плечами, стараясь не показать, как её слова задели.
— Не мечты, Мира. Просто… я хочу, чтобы мы были счастливы. Не просто гнались за монетами, а жили. Может, найдём место поспокойнее, где можно дышать свободно.
Она вздохнула, но её взгляд смягчился.
— Ладно, давай не спорить с утра. Погуляем, посмотрим на ярмарку, а там решим. Может, я ещё передумаю про твой «спокойный угол», — она подмигнула, но в её голосе чувствовалась тень сомнения.
Илай улыбнулся, хотя в груди кольнуло. Он протянул руку, коснувшись её пальцев, и она сжала его ладонь в ответ.
— Договорились, — сказал он. — Но сначала допивай кофе, а то остынет.
Мира рассмеялась, и этот звук был как лучик света в их маленькой комнате. Они допили кофе, собрались и вышли на улицу, держась за руки. Город встретил их яркими красками: лотки с фруктами, звон колокольчиков на тележках, смех детей, бегающих по мостовой. Ярмарка впереди манила запахами и гомоном, и на миг Илай поверил, что их будущее может быть таким же тёплым, как это утро.
Город встретил Илая и Миру волной красок и звуков. Улицы «Двадцать седьмого» гудели, как огромный улей: торговцы расхваливали товар, звеня монетами, дети сновали между ног, а над лотками поднимался сладкий запах карамели и жареных орехов. Солнце стояло высоко, отражаясь в лужах на мостовой, и воздух был тёплым, с лёгкой осенней прохладой. Илай держал Миру за руку, её пальцы были мягкими, и он старался не думать о том, что ждёт их дальше, наслаждаясь этим днём.
Они свернули на главную площадь, где раскинулась ярмарка. Прилавки пестрели тканями, глиняной посудой и корзинами с яблоками, блестящими, как рубины. Над толпой покачивались вывески, наспех намалёванные: «Лучшие пироги в городе!» и «Попробуй — не пожалеешь!». В центре площади гремел смех — там собралась толпа, подбадривая участников какого-то зрелища. Мира потянула Илая ближе, её глаза загорелись любопытством.
— Пойдём посмотрим, — сказала она, ускоряя шаг.
Они протиснулись сквозь толпу и остановились у деревянной платформы, где шло соревнование едоков. Пятеро мужчин, красные от натуги, сидели за длинным столом, заваленным мисками с дымящейся кашей. Перед каждым стояла кружка браги, а зрители орали, хлопая в ладоши: «Давай, глотай! Ещё!» Один участник, с бородой в крошках, запихивал ложку за ложкой, его щёки раздувались, как у хомяка. Другой, тощий и потный, уже сдался, откинувшись на спинку стула и держась за живот. Толпа взревела от смеха, когда он махнул рукой, сдаваясь.
Мира хихикнула, прижавшись к плечу Илая.
— Смотри, тот с бородой сейчас лопнет, — шепнула она, указывая на лидера.
Илай улыбнулся, но в груди кольнуло — что-то в этом зрелище напоминало ресторан, где люди теряли себя ради пустого веселья. Он прогнал мысль и сжал её руку.
— Пойду возьму нам мороженое, — сказал он. — Ванильное, как любишь?
— Ага, — кивнула Мира, не отрывая глаз от платформы.
Илай вернулся через пару минут с двумя вафельными рожками, от которых тянулся сладкий аромат. Он протянул один Мире, и она тут же лизнула, довольно зажмурившись. Но не прошло и минуты, как она споткнулась о чей-то башмак в толпе. Рожок выскользнул из её руки и шлёпнулся на мостовую, оставив белое пятно. Мира замерла, глядя на него с такой обидой, что Илай не выдержал и рассмеялся.