Осторожно встав, она подошла к окну, её шаги были неслышными, но внутри всё гремело. Улицы «Двадцать седьмого» оживали: тележки скрипели по мостовой, на углу мальчишка жонглировал яблоками, а вывеска пекарни обещала «радость в каждом куске», но хлеб пах прогорклым маслом. Люди спешили, улыбались, их голоса сливались в гул, но ей это казалось фальшью. Каждый смех, каждый жест беззаботности был как нож, напоминая, что она не принадлежит этому миру. Она сжала край занавески, но даже ткань не вернула её к реальности. Жизнь текла мимо, не касаясь её, и та слабая искра радости, что иногда грела её раньше, давно угасла.
Илай открыл глаза, почувствовав её отсутствие. Он сел, оглядев комнату — пусто. Тишина давила, и в ней он слышал свои страхи: Мира ускользает, её боль глубже, чем он может понять. Он знал о таблетках, знал, что она тонет, но не знал, как её вытащить. «Что, если я не справлюсь? Что, если она уйдёт туда, где я не смогу её найти?» — мысли бились в висках, как молот. Он не мог оставить её, но страх, что его любви не хватит, рос с каждым днём.
Мира вернулась, её волосы были растрёпаны, глаза покраснели, будто она не спала. Илай сидел за столом, перед ним стояла чашка кофе, пар от которой уже рассеялся. Он посмотрел на неё, ища слова, но они казались слишком хрупкими для этой тишины.
— Ты в порядке? — спросил он, голос был мягким, но в нём дрожала тревога.
Мира села напротив, её пальцы стиснули чашку, но она не пила. Взгляд скользнул по столу, избегая его глаз.
— Я… не могу больше, — произнесла она, едва слышно, будто каждое слово требовало усилия. — Я… нуждаюсь в таблетках. Всё слишком трудно. Я всё время чувствую, как меня тянет обратно.
Её слова вырвались как выдох, но не принесли облегчения, а стали признанием поражения. Это не было откровением, как надеялся Илай. Это была капитуляция.
— Ты ведь обещала… что всё будет хорошо, — его голос дрогнул, неуверенность прорвалась в слова, которых он так боялся. Он хотел быть сильным для неё, но его собственные страхи уже отбрасывали тень.
Мира кивнула, но не подняла глаз. Она не могла смотреть на него. Страх увидеть разочарование был слишком велик.
— Я не могу обещать, — она вздохнула, закрыв глаза, словно пытаясь спрятаться в темноте. — Я пыталась, правда. Но всё становится… слишком сложным, Илай. Без таблеток я теряю себя. Этот город замечательный, но мне нужно время, чтобы привыкнуть к самой себе.
Её слова угасали, как затухающий огонь. Илай молчал, осознавая, насколько глубока эта бездна. Его сердце сжалось. Он не знал, какие слова могли бы облегчить её боль.
— Ты не одна, — сказал он, стараясь вложить в слова всю решимость, которой едва хватало. — Мы пройдём это вместе. Обещаю.
Мира молча кивнула, но в её глазах остался тягостный след отчаяния. Слова не заполнили пустоту, не стали спасением. Тишина вернулась, заполнив собой всё пространство.
После завтрака Мира решила выйти на улицу. Мысли путались, разбегались в разные стороны. На улице был обычный шум города, суета, люди, спешащие по делам. Мира шла среди них, размытая, невидимая, словно тень. Всё происходящее вокруг казалось далёким и чужим. Люди искали что-то важное, стремились к чему-то, а она шла сквозь это, застряв между «было» и «будет».
Она снова думала о таблетках. А если без них не получится? Если страх и пустота станут неизбежными, как дыхание? Что, если без них она просто исчезнет?
Каждый угол города был чужд ей, всё казалось слишком ярким, слишком настоящим, почти фальшивым. Она остановилась у витрины и взглянула на своё отражение. Пыталась зацепиться за реальность, но взгляд скользил мимо. В её глазах не было ни жизни, ни даже намёка.
Илай остался в гостинице, сидя в комнате, где всё напоминало о ней. Воздух был странно холодным, мысли — глухим эхом шагов в пустоте. Он не знал, что делать. Не был готов к её боли. Не был готов к её зависимости. Он знал, что это теперь их путь, их сражение, но не мог избавиться от страха потерять её.
«Что, если она не справится? Если мы не справимся?» — его мысли ходили по кругу, без выхода. Он был привязан к ней. Слишком сильно. Он не мог оставить её, но что, если всё же не справится?
Когда Мира вернулась, был уже вечер. Комната погружалась в темноту, вместе с ней погружалась и она. Илай лежал в постели, погружённый в свои мысли, но пытался не показать этого. Мира снова молчала, но её лицо хранило что-то новое — страх, отчаяние, непроизнесённое «прости».
Она легла рядом, но между ними оставалась невидимая преграда. Илай повернулся, чтобы поймать её взгляд, но она смотрела в темноту.
Когда он закрыл глаза и уснул, она снова встала. В её руке была маленькая упаковка. В темноте движения были быстрыми и уверенными, но внутри всё было выжжено до тишины. Она пошла в ванную и приняла таблетку. Мир стал глухим. Исчез. Оставил её одну, но наконец — без боли.
Когда Мира вернулась в постель, Илай всё ещё спал. Он не заметил, как она сдалась.
Лёжа в тёмной тишине комнаты, она старалась не выдать своих эмоций. Несмотря на близость Илая, ей казалось, что пустота вокруг только нарастает. Её сердце сжималось от боли, а мысли переплетались в хаосе, словно она снова теряла контроль.
С каждым днём ей становилось всё сложнее скрывать свою зависимость. Но она не могла позволить себе быть слабой.
Глава 20
Глава 20
Винделор проснулся с первыми лучами солнца, едва они проникли сквозь приоткрытую занавеску. Он потянулся, пытаясь стряхнуть остатки сна, и принялся собираться в путь. Нащупав в рюкзаке драгоценности, он частично переложил их в разгрузочный жилет. Это было не просто удобство — вещи должны быть под рукой. Впрочем, если всё пойдёт по плану, он скоро расстанется с этим грузом. Тело всё ещё казалось чужим из-за не до конца заживших ран.
Аккуратно затянув ремни и зашнуровав ботинки, он направился к площади, где обычно собирались караваны. Караванщики — не просто бродячие торговцы. На деле они представляли собой городскую службу, выезжавшую в соседние города или поселения. Их целью было не только обменивать товары, но и поддерживать экономику и политические интересы родного города. Порой их задачи выходили за рамки торговли: караваны были важным звеном в связях между регионами.
Часто караваны брали с собой пассажиров, готовых заплатить за безопасный путь. Винделор был в их числе, но рассчитывал не на удобства, а на возможность предложить свои услуги.
Подойдя к месту сбора, он заметил несколько экипажей, готовящихся к отправлению. Рядом стояли люди, проверявшие товары и беседующие между собой, и в центре этого движения — он. Глава каравана.
Высокий мужчина с рыжими, слегка взъерошенными от ветра волосами и грубым шрамом через всё лицо. Его взгляд был серьёзным, а плечи — широкими, как у быка. Это был человек, с которым лучше не спорить. Его суровый нрав и уверенность сразу делали его центром внимания среди караванщиков. Внешность не обманывала — он знал, что делает, и как вести людей в путь.
Винделор шагнул вперёд, не сбавляя темп. Остановился рядом с мужчиной, тихо выждав, пока тот завершит беседу с торговцами. Когда тот повернулся, Винделор представился и предложил свою помощь.
— Готов предложить услуги по защите каравана, — начал он. — Двое моих спутников тоже умеют обращаться с оружием и обладают другими полезными навыками. Мы можем внести вклад в оборону, если возникнет угроза. За билет платить не готов, но оплатить безопасностью каравана — вполне.
Рыжий мужчина внимательно выслушал, прищурив глаза. Он не сразу ответил, осматривая Винделора, будто пытался понять, насколько серьёзны его намерения. Наконец, кивнул и сделал шаг в сторону.