— И отец тоже… — добавил он спустя короткую паузу.
— Чёрт… — пробормотал Саймон, на секунду опустив плечи. Он выглядел так, будто хотел похлопать мальчишку по плечу, но что-то его удержало.
— Соболезную, приятель.
— Как она была одета? — неожиданно вмешался Вин, наблюдая за мальчишкой с пристальным вниманием.
Тот вскинул на него изумлённый взгляд, а затем, будто обретя новую надежду, резко оживился.
— Она была в зелёном платье! — заговорил он быстрее, очерчивая на себе его фасон руками.
— С заплаткой слева? — уточнил Вин.
— Да! — Юноша подался вперёд, его глаза загорелись.
Саймон с удивлением посмотрел на своего спутника.
— И волосы заплетены красной лентой? — продолжил Вин с той же невозмутимостью.
— Да! — радостно вскрикнул мальчишка. — Вы её видели⁈
— Вчера, — кивнул Вин. — Она свернула в переулок у гостиницы, чуть дальше по улице. Это было после полудня… Через час она могла быть уже где угодно.
Мальчик жадно ловил каждое слово, его лицо то и дело менялось — от радости до беспокойства.
Саймон сжал губы, раздумывая, а затем спросил:
— Слушай, дружище… У вас часто дети пропадают?
Юноша замялся, его плечи дёрнулись, будто от внезапного порыва ветра.
— Ну? — надавил Саймон, его голос стал жёстче.
— Да… — наконец пробормотал мальчик. — Уже около года, как начали исчезать. Сначала мальчики, от пяти до десяти лет. Теперь… теперь и девочки.
— И стража что, просто сидит сложа руки? — нахмурился Саймон.
Юноша горько усмехнулся, взглянув на него с какой-то взрослой, тяжёлой усталостью.
— Им плевать, — отрезал он. — Пока самих не коснётся — даже пальцем не пошевелят.
Он перевёл взгляд на Винделора, коротко поклонился, развернулся и бросился бегом в сторону гостиницы.
— Удивительный город… — пробормотал Саймон, глядя ему вслед.
— Пойдём, — тихо сказал Вин.
— Да, — кивнул Саймон. — Пойдём.
В промышленном районе города, куда направились двое товарищей, чувство нищеты и упадка ощущалось особенно остро. Высокие дымящие трубы, словно надгробия, торчали из земли. Мрачные улицы, вымощенные треснувшими плитами, были заполнены ржавыми обломками некогда великих заводов, чья мощь осталась лишь в печальной памяти стариков-рабочих. Потоки серого дыма клубились над головами, затмевая и без того редкий солнечный свет и погружая всё вокруг в вечный полумрак.
На каждом шагу ощущались гнетущие шлейфы отчаяния. За облупившимися окнами пустых домов слышались шёпоты людей, цепляющихся за последние надежды. В воздухе витал запах застоя, хозяйственного мыла и угольной золы, создавая неприемлемую для жизни атмосферу.
Винделор шёл чуть позади, медленно окидывая взглядом угрюмые кварталы, состоящие преимущественно из бараков.
— Ужасающее место… — пробормотал он, морщась от запаха горелого угля. — Как здесь вообще можно жить?
Саймон лишь усмехнулся, не сбавляя шага.
— Ну, люди как-то справляются. Знаешь, приспосабливаются.
— Приспосабливаются? — переспросил Вин с ноткой возмущения. — Это не жизнь, это выживание. Глянь вокруг: серые улицы, развалины, дым — будто город давно умер, а люди просто не хотят этого признавать.
Саймон пожал плечами:
— Может, тут и не курорт, но у этого города есть свой характер.
— Характер? — Вин хмыкнул. — Мне кажется, этот характер с возрастом обзавёлся хронической депрессией.
— Ты просто слишком нежный, — усмехнулся Саймон, оглядываясь по сторонам. — Вот у меня на родине дела обстоят совсем иначе.
— О, давай, расскажи мне, какой у вас там рай на земле, — с усмешкой произнёс Вин, засунув руки в карманы.
— Не рай, но куда лучше, — Саймон поднял указательный палец, словно начиная лекцию. — Чистые улицы, светлые каменные дома, газовые фонари освещают улицы, а небо видно хоть ночью, хоть днём.
— Роскошь, — скептически протянул Вин.
— Просто порядок, — парировал Саймон. — У нас никто не живёт в руинах, никто не задыхается от угольной пыли. Да, бывают проблемы, но в целом — другое дело.
— И чем же ваши жители лучше этих? — Вин кивнул в сторону серых зданий, у которых прятались тени людей.
— Тем, что у нас власти работают, а не сидят сложа руки, — ответил Саймон. — Если что-то ломается, это чинят. Если исчезают дети, их ищут. А здесь, судя по всему, все давно махнули рукой.
— Думаешь, это вина людей? — Вин задумчиво взглянул на облупленные фасады домов.
— Думаю, тут слишком долго было плохо, — тихо ответил Саймон.
Они замолчали, каждый на мгновение погрузившись в свои мысли. Впереди, за завесой дыма, показалась очередная площадь с угрюмо торчащими памятниками давно ушедшей эпохи.
— Ладно, — нарушил тишину Вин. — Проведёшь мне экскурсию в своём чудо-городе?
— Когда выберемся из этого, — усмехнулся Саймон. — Обещаю, тебе понравится.
На улице встречались редкие уцелевшие лавочники, их товары — предметы забытых мечтаний: старые игрушки, рваные книги, битые тарелки. И всё же, несмотря на царящее вокруг уныние, иногда можно было заметить искры жизни: детский смех, застывающий в паузах между громкими ударами отбойных молотков в цехах, и старые пары, прогуливающиеся вдоль ржавых рельсов, находя утешение в обществе друг друга.
— У вас случайно не найдётся пластинок или каких-нибудь фотокарточек в стиле ретро? — спросил Саймон у одного торговца, но тот отрицательно покачал головой.
— Стоило попробовать, — пожал плечами он, отвечая на удивлённый взгляд Вина.
Вскоре впереди появился старый завод, забытый временем, но не людьми. Он стоял на краю города, словно молчаливый свидетель ушедшей эпохи. Его массивные кирпичные стены, потрескавшиеся и покрытые мхом, хранили в себе звон молотов, гул машин и напряжённые крики рабочих. Когда-то здесь кипел труд, станки работали без отдыха, выпуская продукцию, которая разлеталась далеко за пределы города. Теперь же завод жил иной, медленной жизнью.
На мгновение Саймон замедлился и достал из сумки старый плёночный фотоаппарат. Оглядевшись по сторонам, он улыбнулся и сделал снимок труб фабрики.
— На память, — прокомментировал он и двинулся дальше.
Внутри всё было пропитано историей. Пол устилали старые масляные пятна, механизмы скрипели, но продолжали служить, словно старые воины, не желающие сложить оружие. Где-то в углу гудел древний токарный станок, выпуская тонкие струйки стружки, а над ним висела табличка с надписью «Сделано в шестнадцатом», от которой у Винделора сжалось сердце.
Рабочие — ветераны своего дела — приходили на смену, их руки были тверды и уверены, даже если техника давно устарела. Они двигались размеренно, будто следуя ритуалу, сохраняя традиции, передававшиеся из поколения в поколение.
Сквозь треснувшие стёкла пробивались лучи солнца, наполняя цеха мягким светом, играющим бликами на металлических деталях. Запах масла, металла и давних воспоминаний витал в воздухе, создавая особенную атмосферу — смесь ностальгии и гордости.
Вдоль стен висели старые фотографии, на которых были запечатлены предшественники с гордыми лицами, стоящие рядом со своими достижениями. Доска почёта выглядела нелепо, будто последний раз здесь меняли фото лучшего работника лет двадцать назад. Завод, хоть и пришёл в запустение, продолжал оставаться символом стойкости и стабильности, напоминая о том, что даже сейчас здесь теплится какая-то жизнь.
Дым стелился над трубами, тяжёлый, как груз воспоминаний, давящий на плечи Винделора. Он шагал за Саймоном, шаги глушились в масляных разводах на полу, но воздух резал лёгкие — уголь, ржавчина, тяжёлый привкус металла. Цех гудел, станки стонали, как старцы, неспособные найти покой.
Рабочие — лица, испачканные сажей, — двигались вдоль машин, их взгляды скользили по чужакам. Винделор чувствовал их, как камень чувствует надвигающуюся бурю. Один шагнул ближе — крупный, с руками, будто вылитыми из железа. Его глаза сузились, острые, как лезвие под ногтем.