Рядом зазвучал надтреснутый голос отца Бартоломью:
— Святой отец, нет слов, улики против сэра Эдварда тяжки, но я рискну, рискну своей бессмертной душой, поверю в него, как верил всегда. Он не ответит мне злом на добро, не отправит ее в ад! Мальчик мой, посмотри мне в глаза! Ты виновен?!
Сакс преклонил колено перед хрупким стариком. Пусть он погибнет, но хоть один человек сохранит о нем добрую память! Нет, не один! А Алан, Ноэми, Тигран? Эх, если бы друзья были с ним сейчас!
Он прижался губами к руке отца Бартоломью:
— Нет, отец, я невиновен!
— Я верю тебе, сын мой! — старик поверх головы сакса посмотрел через зал, голос его окреп. — Бренда, дочка, ведь вы росли вместе, я учил добру вас обоих… Как можешь ты думать о нашем Эде плохо? Сколько раз в детстве он брал твои шалости и розги на себя? Он любил тебя, а ты прогнала его прочь! Неужто теперь хочешь погубить совсем?
Бренда, как во сне, сделала вперед шаг, второй. Дэн попытался удержать ее, но она отвела его руку, безразлично, как в лесу отстраняют мешающую пройти ветку.
Она подняла глаза на брата, долгую минуту пристально смотрела на него через зал, и Эдвард опять увидел ее такой, как два года назад, когда она сказала, что любит его.
Наконец, Бренда заговорила:
— Я верю ему, ваше преосвященство! Не мог он убить отца! Просто — не мог! Не тот человек!
Она пошатнулась и завалилась набок. Дэн рванулся, хотел ее поддержать, но она мимо его рук опустилась на пол. Отец Бартоломью, семеня, побежал через зал. Эдвард тоже сделал шаг к сестре и ощутил на локтях руки стражников шерифа.
Епископ топтался на возвышении, ожидая окончания этой суеты, наконец, нетерпеливо застучал посохом:
— Не чаял я, что отыщутся… Но изреченное мною да сбудется! Назначаю на завтра Божий суд!
Эдвард увидел. как закрыла лицо руками сидящая на полу кузина, и резко выпрямился над ней отец Бартоломью.
Глава сорок шестая. Вода и огонь
Епископ назначил испытание Эдварда Божьим судом на полдень завтрашнего дня.
Он будет считаться невиновным и полностью оправданным, если возложит ладонь на горящие угли, и продержит ее там, пока не прочитают "Отче наш" и "Верую", и Господь в милости и могуществе своих убережет грешную и бренную десницу раба своего Эдварда от ожогов и ран. Означенное состоится на базарной площади Шеффилда, на помосте, откуда глашатаи читают указы. Так гласил приговор.
Эдварда снова отвели в тюрьму. Ему удалось на несколько секунд приблизиться к сестре, он хотел поблагодарить ее, но она отвела глаза, словно опять усомнилась в нем, а Дэн мрачно уставился на недруга.
После обеда в камеру явился старый священник. Он сел напротив своего любимца, пристально посмотрел на него, пожевал сухими морщинистыми губами и спросил:
— Ну, Эд, мой мальчик, что делать будем?
— Не знаю, отец! Правда, я не знаю!
Эдвард охватил голову руками, долго молчал, затем, подвинувшись ближе к старику, начал распускать шнуровку:
— Я еще не показывал вам, отец! — сдернул с искусственной конечности замшу. — Вот, смотрите! — поднес мертвенно белоснежную кисть к носу отца Бартоломью.
Тот отодвинулся и невольно перекрестился, заворожено глядя на нее:
— Свят, свят, свят! Почему такое?!
— То, что я рассказал на исповеди, правда! Вы же мне поверили тогда!
Священник кивнул, на носу у него выступили мелкие бисеринки пота:
— Поверил, сын мой, да только верить-то — одно, а узреть воочию — иное! Да эдакую длань и на жаровню класть не надо, и так все ясно будет… Ох, грехи мои… Погоди-ка, помолюсь я, авось Господь и надоумит, как поступить…
Эдвард, с отвращением глядя на протез, сказал:
— А как ни делай, все плохо! Левую вместо правой возложить на жаровню? Так ведь и сгорит рука-то! Ну, кто я такой, чтобы Господь для меня чуда не пожалел? Не святой ведь, не праведник! Значит, виновен! Попробовать провести всех? Правая-то, чтоб ее, огня не боится! Ну, положим, оправдают… Да Бога-то не надуешь!
Старик поднял на него бесхитростные глаза:
— Подожди, дай поговорить с Ним, а?
Эдвард сосредоточенно ковырял ногтем известку в пазах между камнями стены, крошил пальцами. Белая рука посерела от пыли, он дунул на нее. Старик раздражал его невозмутимой уверенностью в Божьей поддержке, уверенностью, какой у него самого, увы, отнюдь не было…
Тот наконец повернулся к юноше:
— Ты, Эд, и вправду, считаешь, что твоя машина от Бога?
— Эх, раньше искренне думал, что да, — кивнул сакс. — А сейчас даже и не знаю… Я старался не грешить, как стал таким…