Шимон сокрушенно сказал:
— Так это же Марсель, Ал! Чтоб я так жил, как эти голодранцы нужны здесь! Но старый хозяин приучил их к этому: вдов, скучал, а тут свежие новости из порта: какой корабль пришел, кто где утонул… Воровать здесь нечего, мебель сходу при всех не украдешь, остальные ценности в городе, хозяин увез, ну и толпятся тут всякие целый день, хорошо еще свежей рыбы носят. Бычки тут прямо как у нас в Триполи! А запереть ворота и запретить шляться? Можно, конечно, и запереть, но, значит, скрываем что-то, значит, таки, есть что скрывать! Смотрим повнимательней от греха, а Ноэми днем в саду или на крыше, а во двор не выходит. Пойдем, Ал, лошадок поставим. Ну, как съездили?
В прохладной гостиной Эдвард и Ноэми надолго застыли в объятиях друг друга. Все решилось без объяснений, слова не понадобились, все красноречиво сказали их глаза. Девушка ласково увлекла друга за собой, и вышли они из ее покоев только к вечеру. Шимон и Алан, коротавшие время на веранде в беседе за бокалом бургундского, с улыбкой переглянулись, увидев счастливые лица влюбленных.
И чудо! — Эдварда, наконец, перестали занимать дурацкие вопросы совмещения мировых религий. Любви Ноэми не помешало железо на его теле, и рыцаря вдруг оставили в покое привычные с детства предрассудки. Видимо, не выдержали испытания огнем, перегорели в очистительном пламени страданий, как сухая виноградная лоза становится золой, удобряя землю. Сакс был готов теперь жить с подругой, где и как угодно, дал бы только Бог снять машину.
Но отплыть к Тиграну сразу не вышло, как ни хотелось. На немолодой наве ослаб набор, шкипер опасался надвигающихся осенних штормов, и поклялся: пока все не укрепит, из порта ни на шаг! На судне кипела работа: закончили кренгование и конопачение бортов, теперь обтягивали такелаж, заменяли гниловатые снасти новыми, но отчалить раньше, чем через неделю, рассчитывать не приходилось.
Эдвард и Ноэми не огорчились задержке, дни незаметно летели для них, полные счастья.
А когда судно, наконец, отремонтировали, и старый моряк дал команду грузить припасы и назначил выход в море через два дня, пришла весть от государя из Тулузы, доставленное юным сквайром Ричарда. Комтур Тевтонского ордена барон фон Штолльберг обратился к английскому королю с жалобой на преступления Эдварда, обвинив в нападении на него во время несения дорожно-патрульной службы, сношениях с иноверцами и еретиками и гнусном колдовстве. Король не пожелал внять злому навету на своего двукратного спасителя, но, вспомнив желание Эдварда рассчитаться с немцем, назначил решение спора в смертельном поединке, дабы решить, кто прав, Божьим судом, и теперь ждет прибытия своего верного рыцаря, означенного сэра Эдварда Винга, в Тулузу к определенному для боя сроку, через десять дней, считая с нынешнего. Сакс поручился быть вовремя, и гонец отбыл с его обещанием в обратный путь.
Хотя задержка с отплытием и не входила в планы рыцаря, но он не очень переживал. По крайней мере, не придется искать убийцу, как собирался, в Палестине, сам, как таракан, вылез под удар.
Эдвард поспешил обрадовать Ноэми, что через несколько дней виновник гибели ее семьи получит по заслугам, но она не разделила его ликования. Нет, о прощении убийцы не было и речи, но что-то неосознанное угнетало ее чуткую душу. Рыцарь приписал это волнение естественной тревоге за него и попытался развеять тучи, омрачившие чело возлюбленной, уверяя, что бояться нечего, проклятый немец ему не страшен, а от слишком любознательных глаз и длинных носов защитит король. Ноэми, хоть и смирилась с необходимостью новой, пусть и короткой разлуки, но с сомнением качала головой на эти бравые резоны.
От Марселя до Тулузы верхом, не особо утомляя коня, которому предстоит нести рыцаря в поединке, можно добраться дня за три. Да не плохо бы ему, коню, дать и дня два отдохнуть с дороги. Значит, выезжать следовало суток за пять.
Оставшиеся до разлуки четыре дня рыцарь и его прекрасная подруга провели вместе, не расставаясь ни на час. Заботы об оружии и снаряжении как всегда возложил на себя Алан, по дому бесшумно носился Шимон, стараясь бесчисленными приятными мелочами воссоздать былую атмосферу дома Иегуды. Видимо, это в какой-то мере удалось, даже всецело занятая Эдвардом Ноэми заметила его усердие, растрогалась и поцеловала кузена.
Днем в тенистом саду Эдвард и Ноэми подолгу беседовали, строили планы совместной жизни, обсуждали, в каком царстве будет проще устроиться, гадали, что посоветует Тигран, в общем — пытались различить, что скрывается за туманным горизонтом грядущего. Бессонные ночи, когда минуты страсти сменялись часами нежности, когда они жили друг в друге… эти чудесные ночи пролетали, как птицы в небе, чей быстрый прочерк можно проводить взором, но нельзя остановить. И забываясь в сером мареве рассвета, обняв утомленного любовью Эдварда, разметав густые пряди волос на стальной груди друга, Ноэми забывала точащую ее смутную боль предчувствий, верила, что все будет хорошо. А Эдвард рядом с ней и вообще неотлучно находился на седьмом небе от счастья.