Выбрать главу

Сознание помутилось на миг от оглушительного грохота, Эдвард зашатался: меч тевтонца опустился на стальной горшок сверху. Спасло, что шлем опирался на кованый воротник панциря и оплечья. Немец заметил успех попадания в голову и рубанул наискось. Звон, казалось, раскалил добела барабанную перепонку. Сакс рухнул на колени, единственным желанием стало сорвать железо с невыносимо гудящей головы и, пусть смерть, завершить схватку.

Фон Штолльберг отскочил, перехватил меч поудобнее, размахнулся, как при колке дров, и одновременно с очередной вспышкой молнии обрушил безусловно смертоносный удар на склоненную голову ненавистного врага.

Но случилось то, что многие сочли чудом, а в самом деле к оглушенному Эдварду на мгновение вернулась координация движений: навстречу неумолимо падающему клинку немца рыцарь успел выставить свой волшебный по твердости меч. Он опер его о край стального горшка собственного шлема и лезвия противников сошлись крест-накрест на жесткой опоре.

Что ж, этим могучим ударом тевтонец доказал, что способен свершить то, что до сих пор было по плечу лишь машине Эдварда, он перерубил… свой широкий меч.

Рыцарь, совсем уже без сознания от страшного сотрясения, мягко завалился набок, а немец, яростно прорычав из волчьей пасти что-то, отшвырнул обломок, оставшийся в руках, в сторону и стал распутывать петлю моргенштерна на поясе.

Следующие пять минут он метался вокруг слабо шевелившегося на мокром песке тела и без устали гвоздил шипастым шаром по чему придется. Усилия его приносили на удивление ничтожный результат, чудесные латы не мялись и не пробивались, напротив, один за другим ломались шипы моргенштерна. Но издалека, с трибун, сквозь пелену обложного дождя, каждый удар выглядел смертельным.

Алан подался вперед, словно хотел прыгнуть через барьер, бежать на помощь другу, но де Шаррон удержал его неодобрительным взглядом. На лице Шимона слезы смешивались с дождем.

Наконец, комтур устал. Он чувствовал себя так, словно сутки не отходил от наковальни в жаркой кузне, руки его гудели. Он поднял лицо вверх, тщась поймать открытым ртом капли дождя сквозь прорези волчьей пасти забрала. Странный, едва различимый после грохота шара о доспехи и раскатов грома в небе, звук привлек его внимание. Фон Штолльберг склонился к мокрому металлу шлема сакса. Нет, он не ослышался, из-под стали явственно доносились тихие всхлипывания. Эдвард плакал, беспомощный, неподвижный, одинокий, там, внутри, перед лицом смерти.

Жестокое сердце комтура возликовало, он понял, что победил. Навалившись коленом на грудь поверженного врага, он рванул застежку его шлема, другой рукой нащупывая рукоять мизерикордии.

— Сейчас пойдешь в ад, щенок, следом за старым колдуном! — услышал Эдвард злобное шипение тевтонца.

На трибуне коротко взвыла труба. Немец обиженно обернулся: не понял в первую секунду, почему у него отнимают затравленную добычу, но затем, вспомнив правила поединка, выпрямился и устало, нехотя, вразвалку поплелся под дождем к судейской ложе.

Остановившись в нескольких ярдах от нее, он ждал. Небо над цирком почти ежесекундно кроилось сизыми вспышками молний, освещавшими застывшие в напряженном молчании ряды зрителей.

Алан на трибуне шепнул Шимону:

— Все одно не жить немчуре! Сегодня же подкараулю!

Еврей не ответил, с ненавистью глядя на барона.

Король повернулся в де Сабле, тот поспешно кивнул. Государь обратил взгляд на де Во, тот, помедлив, тоже опустил массивную голову. Ричард долго молчал, глядя сквозь дождь на ристалище, где недвижно лежал его двукратный спаситель, но делать было нечего — победитель не нарушил правил, жизнь Эдварда несомненно принадлежала немцу. Монарх чуть склонил пасмурное чело, но Штолльберг все стоял перед ним, будто чего-то не понял.

— Тевтонец, ты получил свое, и уходи! — с досадой сказал Ричард и отвернулся.

Торжествующе пропела труба. Барон четко крутанулся кругом через левое плечо, вздел руку с мизерикордией вверх, будто крестом рукояти призвал Господа в свидетели своей победы, и двинулся к Эдварду. Но не успел сделать и двух шагов.

Ослепительная синяя лента молнии мгновенно соединила небо и центр ристалища, протянулась, пульсируя, от низко нависшей тучи к мечу в откинутой в сторону руке лежащего ничком рыцаря. Собравшиеся в цирке на несколько секунд ослепли, а когда желтые отпечатки огненного зигзага чуть померкли в их глазах, увидели…