— Вот и Алан туда же, в миротворцы, подался… — грустно подумал молодой сэр. — Да, надо бросать это грязное дело, кончу кампанию и в отставку! — услышал, как Алан бормочет:
— Рыцари… Сортиры выгребать, и то работа чище! — Гэл не понял, почему командир вдруг как-то странно, не то засмеялся, не то закашлял, как залаял.
Глава пятнадцатая. Месть фон Штолльберга
Вечером на тринадцатый день похода де Шаррон вызвал Эдварда к себе в шатер. Стемнело, в вонючих болотных испарениях слабо мерцали костры, чадный дым их мешался с туманом. Эдвард и Алан, оступаясь, в темноте доскакали по кочкам до центра лагеря и вошли в палатку, скудно освещенную сырым трескучим факелом.
Старый рыцарь, сидевший на поставленном на землю высоком рыцарском седле, звонко хлопнул комара на лысине и повернулся к вошедшим друзьям:
— А-а, явились? Закрывай быстрее вход, а то кусают, как звери… Слушай, смех и грех, сэр Эдвард, но тут тобой какая-то дамочка интересуется. Пришла в сумерках к рогаткам, часовые и остановили. Я приказал ее сюда доставить и тебя вызвал.
За полотняной стенкой зазвенела кольчуга. Вошедший доложил:
— Сэр капитан, задержанные здесь. Ввести их, сэр, что ли?
— Давай, вводи! — де Шаррон встал с седла.
Воин обернулся к входу и раздернул полотнище.
Вошла Ноэми. Откинув с лица вуаль, всмотрелась в багровом сумраке, бросилась на грудь молодому рыцарю и зарыдала. Просвет входа загородила мощная фигура. Эдвард узнал Шимона.
— Как ты сюда попала? Что стряслось, Ноэми? Почему ты здесь? — мысли путались в голове юноши, слова в предчувствии беды шли на язык беспорядочно.
Ноэми не отвечала. Тело ее судорожно сотрясалось.
Заговорил Шимон:
— Все погибли, сэр Эдвард!
— Кто это все?! — не понял тот.
Шимон печально потупил большую кудрявую голову:
— Наши в Триполи! И Иегуда, и Бенони с женой и сыном, и тетки, и вообще почти все. В тот самый день, как вы утром уплыли, к полудню у нашего дома собралась толпа. Ее привел толстомордый монах с грязными ногами. Я узнал его, это он светил факелом накануне, помните, мы встретили по дороге в порт черного рыцаря. Долго кричал перед воротами о крови христианских младенцев в маце, о распятии, разжигал толпу на погром. Городские не хотели трогать нас, Иегуда много делал добра людям, не смотрел, кто какой веры, помогая бедным, но в толпе дезертиров и мародеров из ваших собралось куда больше, чем местных, а поп соблазнял сокровищами в доме. Нагид Иегуда поднялся на стену, призвал к миру, его сначала вроде бы слушали, но монах снова заорал, и кто-то пращей кинул камень старику в лицо. Он зашатался и опрокинулся во двор, его без сознания отнесли в дом. При виде крови толпа заревела, ворота тут же сорвали с петель. Бенони собрал было вокруг себя наших мужчин, но погромщиков ворвалось слишком много, а сопротивление разъярило их еще больше. Его зарубили во дворе, остальные наши отступили порознь в дом. Меня сзади ударили по голове, не знаю, сколько лежал… Кое-как поднялся, увидел, что Ноэми в сад пробежала, за ней гнались. И я туда… Двоих заколол, они хотели ее… — в голосе его звучала мука.
Де Шаррон, стоя рядом, внимательно слушал, приоткрыв рот. Алан шепотом выругался и перекрестился.
— Я Ноэми подхватил, а она без чувств, перетащил через стену на заднюю улицу, унес, спрятал в кустах, и, как очнулась, держал, рот зажимал, чтобы не кричала. У нее, таки, наверное, в голове помутилось, все дядю и брата звала. Все добро растащили, унесли, кто сколько осилил, а дом подожгли. До ночи мы там просидели. Как она к вечеру в разум вернулась, поняла, что надо молчать, я прокрался во двор, там все сгорело, и в живых никого не осталось, только мертвые лежали.
— Ночью пробрались в порт. нава-то вас в Акру повезла, но моряки Иегуду знают, спрятали. И две девушки-служанки назавтра подошли. Кроме Ноэми и меня только они и остались живы, изнасиловали и бросили, как падаль…
— Убитых община похоронила. А как через два дня нава вернулась, мы поплыли в Бейрут к тамошним дальним родственникам. Ноэми совсем расхворалась, неделю лежала в жару, еле отходили, а как немного оправилась, сразу вас искать двинулись. Я говорил, чтобы пожила там в гетто, таки, я и сам вас найду, но разве она послушает… нава здесь, причалена недалеко в бухточке… Ну, вот! Отыскали мы вас, сэр, а дальше-то что? — Шимон всхлипнул.
Ноэми, немного притихшая было, снова отчаянно зарыдала.
Эдвард опустил голову, будто оглушенный. Он выслушал страшный рассказ, но разум отказывался поверить в реальность кошмара. Такие хорошие люди, такие добрые и участливые. Ужас безнадежности холодной рукой сдавил сердце юноши.