Кризис обострил все межнациональные отношения. С начала 30-х годов в Восточной Галиции (то есть на Львовщине, в западной Украине) дошло до вспышек насилия между украинцами и поляками. Естественно, на стороне последних были полиция и армия. Имела место даже публичная порка активистов украинского национального движения — Польша отнюдь не была либеральной страной.
В 1934 году в Варшаве украинским террористом-бандеровцем был убит польский министр внутренних дел Перацкий, которого считали ответственным за антиукраинские действия правительства. Покушавшемуся удалось скрыться. За этим последовали аресты. Бандера (которому было тогда 25 лет) сказал на суде речь в защиту украинского национализма. Его и других приговорили к смертной казни, но все-таки не казнили. Этот процесс был только началом бурной карьеры Бандеры.
Для коммунистов и украинских националистов завели во Второй Речи Посполитой концлагерь (единственный) с достаточно суровым режимом. Тамошних заключенных гоняли на работы по осушению болот. Но все-таки стоит подчеркнуть, что польскому государству в середине 30-х годов по части «исправительно-трудовых учреждений» было далеко до его мощных соседей на западе и на востоке. И до будущей социалистической Польши.
Евреи, несмотря ни на что, оставались в глазах поляков «вне конкуренции». Тем более, что летом 1935 года скончался Пилсудский. «Умер ваш защитник», — говорили поляки евреям.
Тут надо отметить, что умеренная эмиграция евреев из Польши в 20–30 годы не уменьшила их числа в стране. Убыль евреев из-за отъезда перекрывалась их естественным приростом.
Глава 39
«Фруминская стачка»
А на Земле Израильской в начале 30-х годов вплотную подошли к образцовой «диктатуре пролетариата». Сильные, хорошо организованные профсоюзы (Гистадрут) диктовали свою волю промышленникам и владельцам цитрусовых плантаций. Объединения предпринимателей в сравнении с Гистадрутом выглядели весьма жалко. Так как к началу 30-х годов ревизионисты — сторонники Жаботинского — были в решительной оппозиции к социалистам, то социалистический Гистадрут обратил всю свою мощь против них. Чтобы вступить в Гистадрут, надо было выйти из рядов «ревизионистов». А не вступив, почти невозможно было найти работу: предприниматели боялись Гистадрута. Были среди «ревизионистов» и такие, что дрогнули. Стоит ли удивляться? Численно они тогда в 8–9 раз уступали социалистам. Далеко не каждый мог выдержать травлю и экономический бойкот. Казалось, полная победа социалистов близка. Но, как и положено во всякой сказке, на каждого Змея Горыныча находится свой Добрыня Никитич. Нашего Добрыню Никитича звали Яков Фрумин. Жил он в Иерусалиме и был промышленником весьма средней руки. Он владел пищевой фабричкой по изготовлению какого-то печенья, где работали более 30 человек. Все работники были членами Гистадрута, но осенью 1932 года Фрумин взял-таки на работу одну «ревизионистку». «Организованные рабочие» объявили забастовку. Однако Фрумин оказался мужик крепкий. Он предложил передать дело в арбитраж, а когда социалисты отказались, пригласил на работу «ревизионистов», взамен забастовавших членов Гистадрута. Понятно, те согласились, заявив при этом, что забастовка носит политический, а не экономический характер. Дело вышло громкое, так Фрумин и вошел в историю. Конечно, не как звезда первой величины, но все-таки…
Где-то там, в Германии, какой-то очередной антисемит Гитлер рвался к власти. Эка невидаль! А вот в Иерусалиме бросили вызов Гистадруту! Это была действительно сенсация. Жаботинский писал огненные статьи. Самая знаменитая из них называлась «Да, сломить». Вот ее последние строки: «Никто не хочет сломить организацию еврейских рабочих. Боже сохрани. Рабочие должны быть организованы. Хочется сломить только претензии на монополию. Это правда. Да — сломить».
Гистадрут опубликовал заявление, «что реакционные ревизионисты рука об руку с „черной буржуазией“ (в лице господина Фрумина) ведут кампанию с целью подорвать само существование Гистадрута». Короче, в конце 1932 года в каждом еврейском доме на Земле Израильской и даже во всем еврейском мире много говорили о «Фруминской стачке». Все это длилось четыре месяца. В Гистадруте сгоряча даже предложили построить новую фабрику, профсоюзную, которая будет выпускать ту же продукцию, что и фруминская, дабы задушить его конкуренцией. Бывали и случаи насилия и вмешательства полиции. Но, в конце концов, Гистадрут признал свое поражение. Тогда зашевелились и другие противники его монополии. Словом, социалисты были озлоблены. Это привело к тяжелым последствиям.