Гаунт смотрит на него, его нахмуривание задает вопрос.
— Только что прибыли, — безразлично говорит Роун, делая жест в сторону большой группы фигур, ожидающих у транспортников на внешнем дворе. — Сопровождены из Волтиса.
— Ты не подумал сказать мне?
— Я не думал, что они нужны тебе в здании до того, как оно будет обезопасено, — говорит Роун, — и ты был занят. — Он говорит все это ровным тоном, который должен звучать разумно, но его словами, с таким же успехом, могли быть, — лифты были заблокированы, и я решил не тащить свою задницу на двенадцатый этаж, чтобы найти тебя.
Роун пожимает плечами, чешет шею, жест, который только привлекает внимание к его микробусине, которая была вытащена и болтается на его воротничке.
Гаунт зовет Адаре и Баффелса, и говорит им надзирать за изоляцией.
— Идем, засвидетельствуем свои наилучшие пожелания, — говорит он Роуну. Это не предложение.
— Серьезно? — спрашивает Роун.
— Это то, что сделал бы Корбек.
Там их около семидесяти пяти, стоящих равнодушно рядом с транспортниками. Они разговаривают, вещмешки у их ног, отгоняют мотылей, которые слетаются на свет. Большинство выглядят, как чиновники Администратума, в мантиях и запыленные от дороги. На них всепогодные макинтоши, капюшоны подняты, застежки-молнии застегнуты до носов, гудят отдельные насосы охладителей. Некоторые из них из Экклезиархии, или офицеры Милитарума в черных, как сурьма, униформах без опознавательных знаков.
— Полковник-Комиссар Гаунт? — выкрикивает один из последних, когда Гаунт с Роуном приближаются.
— Мои извинения, что меня не было, когда вы прибыли, — говорит Гаунт, отвечая символом аквилы.
— Майор Глин Северт, — говорит мужчина, с профессионально хорошим юмором. У него рыжие волосы, коротко подстриженные, и грубое, морщинистое лицо. — Вполне понятно, сэр. У вас было полно дел. Вы можете сказать, что произошло?
— Мятеж, — отвечает Гаунт. — Взрывное устройство в офисе на двенадцатом этаже. Одна жертва, интендант Администратума. Мы начинаем свое расследование, и полную проверку безопасности.
— Здесь было несколько враждебных действий, как мы поняли? — спрашивает другой человек, так же из разведки. Он ниже, с очками в проволочной оправе и аугметическим имплантом под левым ухом.
— Провинция Винкула еще не получила сообщение о том, что это больше не боевая зона, — говорит Гаунт.
— На это потребуется время, — говорит невысокий человек. — Перевоспитание, умиротворение, реструктуризация местных правительственных систем, редоктринация.
Вот оно. Гаунт задумывался, сколько потребуется времени до того, как разведчики используют одно из своих не-слов.
— Город, по существу, безопасен, — говорит Гаунт, — если только никто не будет достаточно глуп рискнуть. Но провинция, в целом... В ней множество сельскохозяйственных земель, пастбищ, лесных массивов. После того, как Чанзар пал в Волтисе, многие Архивраги залегли, и они делают все возможное, чтобы помешать плану оккупации.
— Ну, я надеюсь, мы сможем чем-то помочь, — начинает говорить Северт, достаточно радушно, но женщина, рядом с ним, прерывает его. Она из Администратума, покрытый пылью капюшон ее макинтоша поднят, так что Гаунт не может видеть ее лица.
Она говорит, — Какого типа Архивраг?
— Типа – убьет-тебя-насмерть, — говорит Роун. Он просто наблюдатель, со сложенными руками. Сарказм капает с его слов более свободно, чем вытекающий охладитель из пробитой климатической установки.
Мужчина в очках отвечает ха-ха на это.
— Сторонники Чанзара, — говорит ей Гаунт, кратко и направленно, затем поворачивается назад к Северту.
— Поддержка Чанзара происходила из племенных групп Айзира и Бишраби, преимущественно, — твердо говорит она, — и с некоторыми элементами группировок из Ваешисты и Магметы. Этническая смесь северных провинций, включающих Винкулу, весьма Бишрабийская.
Гаунт смотрит на нее. Он не уверен, что сказать.
— Семьдесят два процента, по последней переписи, — добавляет она, как будто это поможет.
— Они – Архивраг, — говорит Роун. — Фесоголовые Архоната. Местные – Имперцы.
— Не совсем, — отвечает женщина.
— Конечно, это нафес так, — говорит Роун. — Вольтеманд – Имперский мир. Мы только что освободили его. Мы, фактически, лично. — Он стучит по груди кончиками всех пальцев. — Они не фесов биш-что-то-там, что бы вы не говорили, или, в чем смысл?
— Смысл, — говорит она, очень спокойно, — должным образом понять, за кого мы сражаемся, и против кого мы сражаемся.
— Я думаю, что у меня есть фесово представление, против кого мы сражаемся, — говорит Роун. — А если у вас нет, я не уверен, какого феса вы здесь делаете.