Выбрать главу

Евгения бросила гребень и закрыла лицо руками. Все вернулось на свои места. Маркус склонился к ней и обнял, нежно поцеловал в шею.

– Иденвальд славится не только своими святынями, но и лекарскими познаниями монахинь, – прошептала она ему на ухо. – Ты ни разу не позволил себе укорить меня, но я понимаю, чего ждут от супруги князя… Позволь мне совершить это паломничество вместе с сестрой. Если все так, как я думаю, то оно необходимо ей не меньше, чем мне.

Маркус более не удерживал ее – выпрямился, отступил прочь, к затихающему огню камина. И снова молчал, и выносить эту тишину, разделяющую их, не было никаких сил.

Евгения задула свечи. Поднялась, подошла к мужу, прижалась лбом к плечу, взяла за руку. В опочивальне совсем стемнело; сквозь неплотно прикрытые ставни вползало холодное свечение луны. Княгиня не глядела в лицо супругу, но видела его перед собой так же ясно, как и в день венчания – едва заметная морщинка над бровью, серо-зеленые глаза, нос с небольшой горбинкой…

– Твое сердце говорит тебе ехать, а мое не велит расставаться с тобой даже ненадолго, свет мой, – наконец сказал он. – Но твои слова разумны…

Обида уступила нежности, и сладко-больно защемило в груди.

Уже под темно-зеленым пологом ложа он повторил – пообещай, что исполнишь все, что необходимо, Евгения, ведь только поэтому я согласен расстаться с тобой. Она обещала, веря, что на сей раз на ее мольбы откликнется небо, и тень смуты отступит от Эрлингена.

Просторная нижняя рубашка мешала, путалась в ногах; Евгения вздергивала ее выше, а Маркус тихо смеялся, ловя мимолетно оголенные колени. Ему нравилось, как обилие ткани подчеркивает хрупкость тела. Он любил тонкие руки жены, ее запах, голос в темноте...

– «Прекрасен шатер волос твоих, что укрывает нас от мира…». Помнишь? – нежно прошептал он, едва она склонилась над ним. Провел рукой по ее щеке и шее, путаясь в мягких прядях. – Должно быть, этот неведомый певец был счастлив так же, как я…

Эту песню часто пели юноши своим невестам, а менестрели – тайным возлюбленным. В ее нежности таилась пугающая откровенность, в невинных вроде бы словах угадывались чувственные подробности – вот девушка сидит на коленях у возлюбленного; вот поцелуй обжигает губы; вот тело сливается с телом…

Но что в этом дурного? Такая любовь встречается даже на страницах священных книг, и великие цари прошлого отдавали ей дань, слагая песни своим возлюбленным.

…День спустя Евгения сидела в замковом саду с господином Альтлибеном, которому князь поручил подготовить все необходимое к поездке. Недавно закончилась месса, было непозднее утро, прохладное и ясное; ветер прятался среди замшелых камней, чтобы тут же выскочить и броситься прочь, как напроказивший мальчишка. Стяг над башней трепетал непрерывно и однообразно, словно повинуясь ему одному слышимой мелодии.

– Итак, госпожа моя, через три дня можно будет отправляться в дорогу, – говорил старый сенешаль. – Я бы советовал вам ехать через Энт, точно так же, как ехал сюда господин фон Люттвиц. Но лучше переправляйтесь через Рейн выше по течению, по старому каменному мосту – так безопасней, да и до Хасунгенского аббатства ближе. От переправы идет старая мощеная дорога – она никогда не пустует, и вдоль нее есть постоялые дворы. Если же вы намереваетесь ехать еще дальше, то и до замка вашего отца доберетесь без особых затруднений…

– Откуда вы так хорошо знаете тевольтские земли?

– Когда я был так же молод, как и ты, госпожа, а князь Хадемар совсем юн, мы не раз бывали при дворе славного короля Хильдеберта.

Евгения помолчала, прежде чем сказать ему то, о чем упредить следовало.

– Господин Альтлибен, тебе известно, что я еду по своим делам, а не по делам княжества, и мне не хотелось бы…

– Ехать с большой свитой?

– Именно, – Евгения облегченно вздохнула. – Дорога трудна, а некоторые из моих фрейлин – дамы весьма почтенные, и, боюсь, им предстоит испытать слишком много неудобств, да и время…

– Большая свита – это всегда великое промедление в пути.

– К тому же не хотелось бы лишать эрлингенский двор столь блестящего общества.

– Да, замечено, что в отсутствие благородных дам мужчины быстро грубеют нравом.